Сборник книг, известных под именем Гиппократовских, дошел до нас в огромном числе рукописей в разных вариантах, хранящихся и поныне во многих европейских библиотеках: в Париже, Венеции, Ватикане и проч.

«Анатомия Гиппократа, — пишет д. Ковнер, — с одной стороны была тесно связана с физиологиею, а с другой — подчинена другим областям медицины и хирургии, служа, таким образом, весьма несовершенным орудием для целей практической медицины. Самое название «анатомия, находится только в заглавии одной из наиболее подложных Гиппократовских книг, во всех же остальных сочинениях Гиппократовского сборника для обозначения анатомии употребляется слово «природа». Так, например, читаем: «природа тела есть начало или точка отправления всякого суждения в медицине». Знакомство с анатомией человеческого тела не составляло для гиппократиков ни предмета естественной истории, ни предмета описания, а только вопрос об организме. В этом смысле анатомия Гиппократа, как и новейшая, справедливо может быть названа физиологической.

Источником анатомических сведений служили вскрытия животных, так как вскрытия человеческих трупов не допускались, вследствие господствовавших предрассудков. Например, в Афинах было приказано законом, из уважения к мертвым. немедленно их хоронить. Исключения составляли только изредка трупы государственных преступников, детей, а также одержимых проказой, наконец случайные исследования раненых частей. Итак, — говорит д. Ковнер, — вернее всего, что сам Гиппократ не вскрывал человеческих трупов. Более всего успехам анатомии способствовали переломы и вывихи. Однако нельзя не удивляться существовавшим в те времена познаниям, так что в сущности последующим людям науки оставалось в этом отношении исправить и добавить немногое. Гиппократики различали длинные и короткие кости; к последним относились черепные; из них самыми тонкими считались теменные и височные, самой толстой — затылочная. При этом видно также знакомство с подчерепной плевой; далее находим намек на лобные пазухи и описание черепных швов. Существование большого количества швов считалось признаками хорошего состояния здоровья для головы. Кости лица были вполне известны Гиппократу; в позвоночном столбе вернее всего они сан зубовидный отросток. О ребрах и говорить нечего; кости и сочленения конечностей описаны точно, причем различаются формы сочленений. Мышцы не разграничены точно от мягких частей вообще. Из отдельных мускулов описываются мускулы челюстные и височные. Далее мускулы плеча во всей их совокупности, с их сухожилиями, прикрепляющимися к лучевой и локтевой костям. Из пищеварительных органов гиппократикам были известны решительно все, включая слюнные железы. Часто идет речь о сальнике и в одном месте и о брыжеечных железах. Печень, источник крови, обращала на себя особенное внимание. Селезенка описывается как орган, причисляемый к зубчатым и вместе фиброзным тканям тела. Из дыхательных органов довольно верно описаны надгортанный хрящ, дыхательное горло, бронхи. Сердце представлено поразительно верно и, по выражению одного автора, оно есть «произведение искусного художника». При этом упоминаются также ушки предсердий, которые, прибавляет автор, «носят это имя, хотя не слышат». Что касается сосудов, то различие между артериями и венами гиппократикам не было известно. О нервной системе также сохранились самые противоречивые и неполные данные.

Физиология гиппократиков подчас основана на фантастических гипотезах, но, как мы увидим далее, истина и основа всего не была для них секретом. Намекая на кровообращение, автор сборника говорит: «из одного сосуда происходят многие, где его начало и где конец — не знаю, ибо, когда образовался круг, нет возможности найти начала». Итак, у гиппократиков несомненно имелось известное, хотя и смутное, представление о круговом движении крови и других влаг.

Переходя в общей этиологии, д. Ковнер пишет: «из многих сочинений сборника, слывущих подлинными, образующих одно стройное целое и проникнутых одною господствующей в них идеей, легко усмотреть, что Гиппократовсвая медицина много занималась теоретическими вопросами, вследствие чего получила название догматической. Древняя греческая медицина, имевшая так много точек соприкосновения с древней греческой философией, понятно, прежде всего должна была устремиться в отысканию причин болезней. Здесь яснее всего сказывается реализм Гиппократа: «все болезнетворные причины, даже так называемый «божественные», не поддающиеся объяснению, естественны. И то и другое божественно, — говорит Гиппократ, — но все совершается только сообразно с природой».

Здесь попрошу моих собеседников остановиться на вопросе о новейших воззрениях на причины человеческих болезней и сравнить их с древнейшими воззрениями, кончая убеждениями Гиппократа, отца всей греческой медицины.

Доктор Андреевский, в своем популярном изложении медицины («Школа здоровья». Москва. 1887 г., изд. 4-ое, на стр. 120) говорит так: «немного болезней, производящая причина которых вполне известна; но и в таких болезнях, хотя нам и известна самая причина, тем не менее мы вовсе не знаем или знаем только отчасти их свойства... Со строго научной точки зрения пришлось бы исключить из этиологии или учения о причинах болезней весьма многое, как не подкрепленное достаточными доказательствами и потому лишенное основания, но с практической точки зрения необходимо знать и все то, что может вызвать болезни, следовательно, чего должно остерегаться, желая избежать заболевания... Болезнетворною причиной может сделаться всякий предмет в природе, каждое событие, всякое явление в теле, если они только способны подействовать на деятельность организма. Следовательно, причин болезней бесчисленное множество... и понятие о вредных влияниях столь же относительно, как и понятие о болезни».

Какой же вывод можно сделать из только что прочитанного научного определения? Весьма мало утешительный, а именно, что причины почти всех болезней не известны для медицины, так как их бесчисленное множество, и когда имеется понятие о посторонних причинах, повлиявших на человека, как например, зараза ядами сифилиса, тифа, оспы, то медицине не известны свойства этих ядов. Но что такое зараза? Ведь это весьма отвлеченное понятие, так как яды, заражающие людей, невидимы, неосязаемы, неуловимы до сих пор, несмотря на возникшие вновь теории о бациллах и бактериях. Поэтому, с точки зрения медицины, подобные причины болезней нельзя назвать известными и говорить, что о них имеется понятие.

Вы спросите меня: «К чему же доктора уверяют нас, что они умеют производить диагноз болезни, когда им неизвестна сущность или причина болезни? Могут ли люди науки давать средства, соответствующие болезни, когда причина её им неизвестна?» Чтобы дать ясный ответ, мне нужно вас познакомить с основанием столь неутешительного определения науки. Мы выясним это впоследствии, но пока остановимся лишь на факте, что медицина с строго-научной точки зрения не знает причин человеческих болезней, и обратимся в древним с тем же вопросом: неужели им также неизвестны были причины или корень болезней человека, как и современной медицине? Прочитавшие мою брошюру: «Что служит основанием каждой науки» — знают, какой ответ дает нам религия на этот вопрос.

Все древние народы прекрасно знали производящую причину болезней и я, по крайней мере, должен согласиться с их воззрениями, которые, впрочем, совершенно между собою сходятся. Последнее, по моему мнению, имеет особое значение, и нельзя не принять в расчет убеждений всех племен и народов, населявших и населяющих доныне страны Старого Света. Об учености древних народов мы приводили, в предыдущей беседе, много доказательств и после этого будет справедливо назвать глас народа — гласом Божиим. Воззрения древних прекрасно изложены в означенном выше труде доктора Ковнера. Он начинает свою первую книгу словами: «долгое время было распространено мнение, что пока человек находился в первобытном состоянии и жил в согласии с окружающей природой, беззаботно наслаждаясь её дарами, он пользовался цветущим здоровьем и не знал никаких недугов. Последние, согласно этому мнению, явились только тогда, когда пробудившееся сознание вызвало разлад между человеком и природой, заставивший его выйти из первобытного, естественного состояния, последствием чего были первые расстройства питания и нарушения целости, умножившиеся с течением времени по мере развития искусственных потребностей». Такой взгляд на происхождение болезней развивал в особенности Руссо. «Природа, — говорит Руссо, — не знает этих злейших врагов человеческого счастья, почти все они созданы нами самими и являются печальным плодом противоестественных отношений нашей среды. Можно сказать, что история гражданских обществ есть в то же время история человеческих болезней».

Эту теорию д. Ковнер называет несостоятельною, так как самым частым источником болезней испокон веков служили естественные явления, над которыми человек не властен, как, например, землетрясения с их вредными испарениями, или наводнения, оставляющие после себя обширные гниющие болота, в которых, по мере их высыхания, развиваются миллионы зародышей пагубных болезней и т. д. Но нельзя отвергать, что и ныне люди, живущие ближе к природе в деревнях и работающие на воздухе пользуются более цветущим здоровьем, чем жители городов, любители плодов цивилизации и противоестественного образа жизни, основанного на извращенных потребностях и исключительно умственном труде. Поэтому взгляд Руссо и других его предшественников совершенно естествен; если первобытные люди также болели, то это были исключительные случаи, так как атмосферические и другие влияния не могли принести вреда вполне здоровому их организму. Продолжительность жизни этих людей уже подтверждает вышеприведенное мнение, но так как все должны непременно умереть, на основании закона природы, то последняя. конечно, представляет к тому причины, выражающиеся в землетрясении, наводнении, в борьбе с напирающими на человека стихиями, в борьбе за существование, с дикими зверьми, в труде и лишениях. Первобытным людям не было дано науки для лечения болезней, однако они жили, и гораздо дольше нас. Следовательно, средства заключались в их внутренней, прирожденной силе сопротивления, и в первое время одной этой силы было достаточно для того, чтобы выйти победителями из борьбы с вредными внешними влияниями. Что же это за сила? Здоровая кровь, питавшая их организмы, которая, поэтому, с известной энергией сама выбрасывала попадающие насильственным путем болезненные начала. Мало-помалу, по мере ослабления этой силы, т.е. ухудшения крови и питания организма человека, последний стал обращаться за помощью к окружающей природе и, руководимый инстинктом, ощупью, путем медленного и грубого опыта, дошел до искусства лечить болезни известными средствами. Таково происхождение, например, рвотных и слабительных. С одной стороны заметили, что некоторые расстройства проходили при помощи произвольных выделений, каковы кровотечения, жидкие испражнения, пот; с другой — убедились, что если эти выделения не наступали, то больные погибали. Из этого уже составилось убеждение, что болезнь кроется в крови и излечение зависит от очищения её или удаления от тех органов, которые ею слишком переполнены. В некоторых случаях стали подражать инстинкту животных. Кровопусканиям люди научились у гиппопотама, который, почувствовав в себе тяжесть, оставляет Нил, открывает себе вену помощью терния (колючее растение) и затем останавливает кровотечение лимоном. Промывательные первоначально вошли в употребление у египтян, которые заимствовали их у ибиса. Мелампий открыл слабительное свойство Hellebori, заметив подобное действие у съедавших его коз. Многие дикие народы, несмотря на то, что свои страдания приписывали какому-нибудь внешнему неприятелю или постороннему предмету, по большей части присутствию злого духа, все-таки считали, что причина болезни заключается в крови и изобретали способы ее изгнать. Результатом этих изобретений явилась особая система лечения, состоящая в высасывании болезней, которая в общем употреблении по всему земному шару.

Из сказанного об эмпирической медицине можно уже заключить, что исходною точкой её для исследований была кровь. Вот что говорит автор одной из книг гиппократидов («De prisca medicina", изд. Littre: Hippocrate «Oeuvres completes». Paris, 1839, p. 570—637): «медицина давно уже обладает всем необходимым; она обладает принципом и методом ею найденными: с помощью этих путеводителей, многочисленные и превосходные открытая сделаны в течение длинного ряда веков. Остальное будет открыто, если люди способные, наученные этими открытия, возьмут эти последние за исходную точку своих исследований». Как мы увидим ниже, Гиппократ также называл кровь причиною всех болезней; следовательно, если последователи, для своих исследований, взяли другую исходную точку, то они не на правильном пути.

Египетская медицина не была сведуща в анатомии; это объясняется тем, что у них употреблялись жертвоприношения животными, священными в глазах народа. Даже бальзамирование трупов нисколько не способствовало распространению анатомических познаний. В области физиологии, разумеется, египтяне были столь же несведущи, но однако приметили о влиянии сердца на жизнь человеческую. Они полагали, что до 50 лет сердце ежегодно увеличивается в весе на 1/2 лота, и так как деятельность его замедляется, то сердцебиение делается более редким. Замедление кровообращения, о котором они не могли себе дать ясного отчета при отсутствии познаний в анатомии, они объясняли увеличением объема сердца или ожирением. Затем после 50 лет, замечая ускорение сердцебиения, они полагали, что ежегодно сердце уменьшается в весе, вследствие чего наступает смерть у стариков. Заботясь об очищении крови, египтяне три раза в месяц (по некоторым через каждые 3—4 дня) принимали рвотные и слабительные. Главным лечебным средством они считали кровопускание, для чего ставили кровеносные банки, коими у них служили рога, отпиленные у верхушек.

В патологии талмудистов важную роль играло учение о кризисах: критическими явлениями, избавляющими кровь от болезни, считались пот, чиханье и испражнение. Они считали также, что желтуха происходит от задержания желчи, которая вместо того, чтобы быть выброшена испражнениями, вошла в кровь; водянку объясняли задержанием мочи. Гигиена их требовала заботы о правильном испражнении каждое утро. Талмудисты также основывали свою терапию на кровопускании, иногда даже ежемесячно с диетическою целью, после 60 лет реже; в некоторых болезнях, по их мнению, было необходимо извлечь четвертую часть всей массы крови.

В индийской медицине анатомия составляла слабое место, хотя исследование трупов не воспрещалось у индусов; но в физиологии проглядывает уже понятие о кровообращении, о пищеварении. выделениях и проч. Индийская медицина признавала три органические жидкости: желчь, воздух и слизь, далее пять основных элементов, каковы: земля, вода, огонь, воздух и эфир — источник света. Из этих элементарных веществ будто образуется семь органических продуктов, входящих в состав тела, а именно chylus, кровь, мясо, жирная клетчатка, кости, мозг и семя. Каждый предыдущий из исчисленных продуктов служит для образования последующего. Таким образом chylus, студенисто-водянистая жидкость белого цвета, составляющая результат пищеварения и продукт 4 родов пищи, проходя через печень и селезенку в сердце, окрашивается в красный цвет и превращается в первый источник жизни — в кровь, состоящую равным образом из всех 5 элементов. Из крови образуется все остальное. Относительно кровообращения полагали, что все сосуды выходят из пупка, как жизненного центра, и разветвляются в 700 мелких сосудов, орошающих тело подобно водопроводам. Общая патология считала признаком здоровья: ясность ума, нормальное состояние органов чувства, равномерное смешение органических жидкостей, правильное совершение отделений и жизненных отправлений тела. Болезнь наступала тогда, когда недоставало одного из этих условий. Главным же образом болезнь состоит в изменении или порче органических жидкостей: желчи, воздуха, слизи, из коих воздух преимущественно содержится в нижних отделах кишок — местопребывании сваренного, слизь накопляется преимущественно в верхних отделах кишок — местопребывании сырого, где пищеварение только начинается, а желчь занимает средние отделы и наполняешь преимущественно печень и селезенку. Всякое изменение этих соков влечет за собою накопление испорченных соков в одном из указанных мест. Это — первая фаза болезни. Вторая фаза болезни есть раздражение испорченных соков известными деятелями, как труд, пища, гнев, печаль, испуг, апатия, продолжительный сон. Третья фаза болезни — выступление испорченных соков из их первоначального местопребывания и переход в другие органы под влиянием упомянутых раздражений. Четвертая фаза болезни — расстройство органов от присутствия в них чуждых им испорченных веществ и изменения их внутреннего строения под влиянием разъедающего действия последних. Пятая фаза болезни — наступление явных патологических изменений, под влиянием расстройства органов. Вообще при излечении болезней индусы руководятся правилами, вытекающими из их взгляда на сущность здоровья и болезни. Так как здоровье состоит в гармоническом воздействии основных элементов на тело, а болезнь в прекращении или убыли основных жидкостей, то система их лечения основывается на уменьшении или увеличены этих жидкостей и регулировании жизненной силы, особенно по отношению к ассимиляции. Эта цель, а именно уравновешение уклонений в нормальных пропорциях элементов, достигается во-первых диетой, во-вторых — лекарственными веществами, служащими для удаления из тела испорченных соков, как рвотные, слабительные, очищающие тело изнутри, а также масла, потогонные и ванны, очищающие наружные покровы. Причиною болезней глаз индусы считают также порчу органических соков. Выдающееся место индийской медицины составляет эмбриология, и наблюдения над развитием зародыша делались с такою точностью, что выводы индусов вернее тех научных данных, которые выработала европейская медицина, чрез много, много веков позднее. Поэтому акушерство достигло в Индии соответственного совершенства. Заканчивая этим обзор основных принципов индийской медицины, мы видим, что из-за груды фантастических представлений, происходящих от малого знакомства индусов с анатомией, бросается в глаза творчество их и стремление к положительным знаниям. Читая индийскую медицину, нельзя не проникнуться удивлением к гению индусов, которые усвоили себе много правильных взглядов и додумались до всего в такую раннюю эпоху цивилизации. Смешав различия жидкостей и не зная, что все они есть продукты одной крови, они все-таки признали за последней первенствующее значение — и все это за 1000 л. до P. X.

У китайцев анатомия, вследствие отвращения к вскрытиям и страха прикосновения к трупам, не существовала. Неудивительно потому, что у китайцев встречаешь самые чудовищные и фантастические понятия о положении внутренних органов. Но, несмотря на это, как и другие народы, они считают лишь два начала в человеческом теле: жизненный дух и кровь, которые играют главную роль в китайской физиологии. От совершенного равновесия и гармонии этих начал зависят жизнь и здоровье, разъединение же их, изменение и порча производят болезнь и смерть. Различные же состояния тела узнают чрез посредство различных пульсов, составляющих продукт непрерывного прилива и отлива крови. Здоровье также зависит, по мнению китайцев, от свободного движения обращающихся в теле жидкостей и жизненных духов, т.е. воздуха, проникающего непрерывно в кровь и жидкости посредством легких. Приписывая главное значение одной только крови, китайцы создали учение о пульсе. Правила для исследования пульса изложены с величайшею подробностью. Всякое изменение в механизме движения крови вызывает, по их научным выводам, беспорядок в приливе и отливе крови и воздуха, в состоянии различных частей тела и в действии элементов на тело, причем в пульсе происходят соответственные изменения, по которым врач узнает состояние крови и воздуха. Лечение болезней вообще состоит в употреблении рвотных, слабительных и глистных. Болезни, происходящие от холода, лечатся теплыми лекарствами, а горячечные болезни — холодными. Большое внимание китайцы обращают на строгую диету и частые купанья, очищающие кровь. Главная забота китайской фармакологии состоит в очищении крови и соков, укреплении желудка и удалении газов.

Японцы свою медицину позаимствовали от соседних китайцев.

Гиппократ и его ученики принимали, что тело человека, как и всех животных организмов, состоит из четырех основных веществ: огня, земли, воздуха и воды. Этим основным веществам соответствуют основные жидкости: кровь, слизь, желтая и черная желчь, которыми и определяются собственно физиологические процессы. В теле они имеют 4 источника, а именно: источником крови служит сердце, слизи — головной мозг, желтая желчь есть продукт печени, черная (и вода)—селезенки. Кровь служит для питания всех частей тела и есть источник животной теплоты и причина здоровья и хорошего цвета тела. Желтая желчь также содействует сохранению тела, предупреждая засорение сосудов и других многочисленных скрытых ходов, удерживая открытыми каналы, служащие для извержения продуктов разложения, и обладая в тоже время способностью изощрять чувства и помогать пищеварению. Черная желчь есть род осадка, служащего основанием для других влаг. Слизь сообщает гибкость и движение нервам, перепонкам, хрящам, суставам и языку. Здоровье зависит от равномерного смешения веществ и от гармонии присущих им сил, ибо тело составляет круг, в котором, следовательно, нет ни начала, ни конца и каждая часть тесно связана с остальными частями.

Гиппократ принимает два больших разряда причин болезней: 1) общие и преимущественно внешние влияния, куда относятся времена года, температура, вода, почва и в особенности эпидемические влияния, а также возраст и наследственность.

2) индивидуальные влияния: диета, упражнения. Согласно Гиппократу, каждое время года, отличающееся особым своеобразным характером и преобладанием той или другой температуры, всегда влечет за собой, у подверженных этим изменениям людей, ряд страданий, отмеченных одной и тою же печатью. Исследование этих изменений, испытываемых человеческим телом от перемены времен года и отзывающихся также на характере болезней, положило основание учению о характере патологических конституций и эпидемий, соответствующих особенным состояниям атмосферы. С не меньшею гениальностью разработана Гиппократом теория о влиянии климатов. Образование тела, духовные наклонности, храбрость, любовь к свободе — все это, по его мнению, зависит от закона климатов. Отсюда — свобода и храбрость греков с одной стороны и рабство и изнеженность азиатских народов с другой. Различие в характере болезней зависит также от возраста. Человеческому телу присуща внутренняя теплота, которая достигает своего максимума в детстве и, постепенно истощаясь по мере приближения к старческому возрасту, доходит в последнем до своего минимума. Из сходства этих изменений внутренней теплоты в разные возрасты с солнечными фазами вытекает сходство их со временами года, и каждому из них соответствует ряд болезней, аналогичный с болезнями, вызываемыми отдельными временами года. Все исчисленные деятели: времена года, климат, возраст, как болезнетворные причины, представляют следующие соотношения в своем действии на кардинальные жидкости: детство, весна и умеренные страны должны способствовать образованию крови, а следовательно порождать больше болезней крови и меньше болезней других влаг; юношеский возраст, лето и жаркие, сухие страны благоприятствуют образованно желтой желчи и зависящих от неё болезней; возмужалость, осень и страны с неровным суровым воздухом — образованно черной желчи и сопряженных с нею болезней; наконец, зима, старость и холодные, сырые страны порождают слизь и болезни слизи.

«Видеть и верно схватить совокупность вещей — говорит Литтре, — особенность древней медицины, в этом её отличительный характер, её величие».

«Мысль Гиппократа о необходимости рассматривать человека в связи с окружающим миром — говорит д. Ковнер, — положила прочное основание наблюдению и естественнонаучному методу, завещанному древностью будущим поколениям и имевшему столь могущественное влияние на развитие медицины».

Какое значение придавал Гиппократ крови и другим влагам еще яснее видно из его общей патологии. Он рассматривал болезнь независимо от поражаемого ею органа или от принимаемых ею форм и обращал главное внимание на общее состояние, на ход, развитие и окончание болезни. «При исследовании болезненного процесса — говорит д. Ковнер, — ему, прежде всего, бросалось в глаза нарушение равновесия организма, и задача медицины заключалась для него, главным образом, в восстановлении этой нарушенной гармонии».

Ученики Гиппократа принимали, что кровь служит для питания всех частей тела и есть источник животной теплоты и причина здоровья и хорошего цвета тела. Здоровье зависит от равномерного смешения веществ и от гармонии присущих им сил, ибо тело составляет круг, в котором, следовательно, нет ни начала, ни конца и каждая часть тесно связана с остальными частями.

По моим убеждениям, взгляд Гиппократа и его учеников, стоявших ближе к истине, чем люди науки в XIX-ом веке, не мог быть иным. Если Гиппократ обращал главное внимание на общее состояние больного, а также на состояние его крови, то не значит, что он вовсе не обращал внимания на форму болезни, которой придавалось лишь второстепенное значение при диагнозе и при применении его способов лечения. Неведение анатомии не дало возможности Гиппократу правильно определить, где вырабатываются соки и куда они направляются, т.е. как совершается кровообращение, а чрез это он фантастически описывает ход болезней и окончание их; но если отбросить все эти ошибочные подробности, остается совершенно правильная основа учения, которая и должна была служить исходною точкой для последующих открытий в медицине.

Наряду с вышеприведенной теорией о причинах болезней, стоит не менее верная в основании теория о приливах. Принимая за положение, что здоровье бывает тогда, когда упомянутые начала, т.е. кровь, слизь и желчь, находятся в правильной пропорции и болезнь наступает, когда одно из начал по недостатку, избытку или уединяясь в теле, не сочетается правильно со всем остальным, — в трактате говорится, что когда одно из этих начал уединяется и перестает подчиняться, то неизбежны не только поражение места, которое оно оставляет, но и прилив к месту, куда оно изливается и где оно причиняет боль и страдание. Если какая-нибудь влага истекает из тела наружу в большей мере, чем позволяет избыток, то это опорожнение порождает страдание. Если же, наоборот, опорожнение, перенос или отделение от других жидкостей совершаются внутрь, то нужно опасаться двойного страдания, а именно — на месте отлива и на месте прилива. Приливы наступают и тогда, когда мягкие части охлаждены чрезмерно, и тогда, когда они чрезмерно разгорячены и в состоянии накопления слизи или белых соков. Приливы от холода происходят тогда, когда мышцы и вены головы напряжены, ибо вздрагивающие от холода мышцы, сокращаясь, производят изгоняющее действие из близлежащих вен, из коих жидкое содержимое сокращенными мышцами выжимается по направлению внутрь, причем волосы становятся дыбом, будучи сильно сдавлены разом со всех сторон. От того все, что выжимается, изливается всюду, куда угодно случаю. Прилив от теплоты происходит, когда раздавшиеся мягкие части раскрывают пути и делают их свободными, а нагретая влага становится жиже. Всякая нагретая жидкость теряет свою густоту и все изливается туда, где есть уступчивость. Как скоро каналы сделались удобопроходимыми, прилив совершается к тому или другому месту до тех пор, пока пути прилива закроются от уменьшения опухоли и высыхания тела. И на самом деле тело, имея везде сообщение само с собою, принимает влагу куда ни попало и притягивает ее к части, которая суха, что не трудно, так как тело здесь пусто и не припухше.

Правильный взгляд Гиппократа на основу человеческих болезней твердо проведен им и в прогностику или диагностику общего состояния больного. Гиппократ говорит, что название болезни имеет для врача второстепенное значение: «не спрашивай названия болезни, которой не найдешь записанной в этой книге, ибо все болезни, разрешающиеся в одни и те же периоды, легко узнать по тем же признакам». Поэтому д. Ковнер пишет: «врач Косской школы, распознавая данное состояние или изменение, в то же время предвидел, по правилам своего искусства, известное течение болезни и оценивал известные обстоятельства из прошедшего, так как для него всего важнее было то, что в каждой болезни существует от начала до конца один патологический процесс, проходящий через все фазы развития. Косская школа, имевшая в виду, главным образом, понятие о единстве в развитии болезни и мало заботившаяся о частностях, т.е. о местопребывании, анатомических изменениях и степени распространения каждой болезни, обращала все свое внимание на отыскивание общих черт болезней. Указывая измененные качества в болезни и появление в известные сроки критических движений, прогностика Гиппократа есть первое в медицине научное построение, основанное на наблюдении и опыте и обязанное своим происхождением Косской школе. Согласно последней, человеческое тело в течении всякой болезни представляет ряд явлений, имеющих общее значение и позволяющих предсказывать вероятный ход и исход болезни, усилия и пути, которые изберет природа для освобождения от болезни, наконец, средства, к которым искусство может и должно прибегать. С этой точки зрения знакомство с отдельными видами болезней считалось излишним. Медицина Гиппократа и Косской школы ставила наблюдения над всем организмом выше наблюдений над отдельным органом, изучение общих — выше изучения местных элементов, понятие об общих свойствах болезней выше понятия об их особенностях. Итак, основная идея прогностики Гиппократа заключается в том, что во всякой болезни замечается единство развития и общность явлений, зависящих от общего состояния организма. Так как в здоровом состоянии Косская школа рассматривала отправления организма во всей их совокупности, то при сравнении с ним болезненного состояния получались в результате скорее общие картины болезней, изучение всего человека, исследование изменений и усилий со стороны важных отправлений, чем перечень отдельных симптомов, изучение отдельных пораженных органов и исследование функций того или другого из внутренних органов, — другими словами, получался скорее взгляд на общее состояние больного, чем взгляд на состояние какого-нибудь отдельного органа, перепонки или ткани».

В статье об общей терапии Гиппократа, д. Ковнер говорит: «до какой степени твердо Гиппократ держался априористической точки зрения своей гуморально-патологической доктрины, явствует особенно из этой терапии болей, с её систематически и последовательно проведенным отвлечением болезненных соков. Все здание этой терапии зиждется на отвлечении и Revulsio, которые, по мнениям гиппократиков, должны быть единственно излечивающими и боль утоляющими средствами».

По моему мнению, господа, было бы более чем странно и непонятно, если бы Гиппократ, лечивший общее состояние организма больного и имевший при оценке каждого встречаемого им явления или недуга постоянное представление о значении крови и приливов к больному месту, не основывал своей терапии на отвлечении болезненных соков, тем более, что эта терапия может быть легко проверена на каждом страждущем. Гиппократ, конечно, мог утолить боли и не отвлекая кровь, средствами действующими на нервную систему, как например опий, вполне известный в те времена, но как человек глубочайшего ума, он не мог довольствоваться только утолением болей или одною помощью; Гиппократ главною своею целью ставил — излечивать болезнь. К несчастию, в новейшие времена далеко не всегда придерживаются взгляда Гиппократа; обыкновенно ограничивают результаты лечения прекращением болей, не заботясь о коренном изменении тех мест сосредоточия больной крови, в которых чувствовалась боль. Оказываемая помощь зачастую имеет следствием возвращение той же болезни при малейшем благоприятствующем случае. Поэтому-то нельзя не восторгаться твердостью доктрин Гиппократа, который все здание своей терапии основывал на отвлечении болезненных соков и после многочисленных и проверенных опытов признал этот способ единственно излечивающим и одновременно болеутоляющим средством. Те понятия, которые имеются в настоящее время о способе отвлечения крови и болезненных соков, действительно не могут быть применяемы с пользою и не в состоянии дать ясного представления о возможности такого лечения. Прежде всего, эта теория требует: умения действовать на кровь или кровообращение, затем управления движением крови по желаемому направлению и, наконец, постоянного удаления болезненных соков из организма, — словом, для этого способа лечения требуются соответственное понимание целей и знание.

Мы уже говорили, что болезненною причиной может сделаться всякий предмет в природе, каждое событие, испуг ли, неожиданное радостное или горестное известие, нравственное или физическое потрясение, быстрое движение или скачок и т.д. И все это потому, что при жизни человека белые кровяные тельца, которые не превратились в красные, обладают свойством сокращаться и производить быстрые движения. Они же при всяком внутреннем или внешнем толчке в человеческом теле, устремляются в какую-либо сторону с быстротою, превосходящею скорость движения красных телец. Таким образом, каждый прилив крови к известному органу приносит много болезненных соков, которые порождают страдания и производят изменения в тканях и сосудах. При ушибах с разрезом замечено, например, что прежде всего надо высосать прилившую кровь, дабы предотвратить опухоль и нагноение.

В подтверждение всего сказанного нам остается еще слегка коснуться общей терапии Гиппократа. Итак, с точки зрения его прогностики изучение здоровья, болезней и лечения составляло одно целое. Затем он допускал лечение для болезней только два положения: приносить пользу или не вредить. Третьего положения: рисковать организмом больного или вредить — не признавалось Гиппократом. Он не отвергал также, что «натуры — врачи болезней». «Природа, — пишет Гиппократ, — не рассуждая, сама находит пути и средства, как доказывают мигание глаз, отправления языка и многое тому подобное, ибо природа, без посторонних указаний, ни у кого не учась, делает должное».

Согласно с общей патологией Гиппократа, лечение острых, лихорадочных болезней направлено преимущественно на сохранение сил организма, ограничение неблагоприятных процессов и осложнений, содействие целительной силе природы, главным же образом, на выжидание и регулирование кризисов, т.е. процессов, посредством коих природа стремится к выделению болезненных веществ. От того в начале болезни терапия Гиппократа крайне осторожна и выжидательная. Здесь самое главное — не нарушать приготовляющей работы природы. «Искусство — говорится в сборнике, — прежде чем взяться за дело, ожидает, пока не отдаст себе ясного отчета в свойстве страдания и старается лечить скорее предусмотрительно, чем с безумной отвагой, скорее нежно, чем прибегая к насилию».

Так как главным условием для выздоровления Гиппократ считал сохранение сил больного, то вся его терапия вращается, прежде всего, вокруг употребления пищевых веществ, коих уменьшение или прибавка способствует сохранению известной энергии организма. Гиппократ поэтому справедливо считается основателем диетической терапии.

Далее Гиппократ обращал внимание на направление течения соков, откуда они приходят и куда идут; если они устремляются туда, куда им не следует идти, то он им открывал окольный или боковой путь, подобно тому, как вода из ручья отводится в новое русло. В иных случаях он старался вести соки обратно или изменять их течение, привлекая вниз стремящиеся к верху и вверх стремящиеся к низу. Так он находил, что желчь должна быть опорожняема кверху, а слизь истекающая из мозга и легко попадающая в грудь, должна быть опорожняема к низу. Гиппократ, вследствие незнания основных правил кровообращения и анатомии, не находил других средств для применения своей истины на практике, как кровопускание, рвотные, слабительные.

Аллопаты держатся того мнения, что основным правилом терапии Гиппократа было: «побеждать болезненное состояние искусственно вызванным другим ему противоположным состоянием, т.е. contraria contrariis, ибо медицина состоит в прибавлении и уменьшении — в прибавлении недостающего и уменьшении избытка. Но с этим правилом у него на ряду стоит другое: «подобное вызывает болезнь, и подобное же ее излечивает», similia similibus, т.е. изречение послужившее поводом изобретения гомеопатии. Здесь я только подчеркиваю этот факт, но распространюсь о нем в другой беседе, когда придет время говорить о гомеопатии.

Как относится современная медицина к Гиппократовской теории отвлечения болезненных соков, видно из следующих слов того же д. Ковнера: «в настоящее время старые, наивные взгляды на изгнание, или по крайней мере удаление испорченных соков из пораженных мест организма, могут удовлетворять только непосвященных, все симпатии коих всегда, будут на стороне ревульсивного метода, именно вследствие его подкупающей ясности и удобопонятности. В последнее время, однако, патологоанатомическая местная терапия начинает колебать авторитет гиппократовских правил. Кровопускание не составляет уже более необходимого revulsivum для лечения воспаления легких, а простой прокол груди и брюшины для удаления выпотов угрожает сделать излишними все эти старые орудия пытки, в роде шпанских мушек, нарывных пластырей и других подобных средств, изобретенных впоследствии под влиянием учения Гиппократа. Точно также и в лечении болей подкожные впрыскивания морфия угрожают вытеснением старого отвлекающего метода, хотя этот последний опирается не только на авторитет Гиппократа, но и на солидные наблюдения многих позднейших практиков».

Подобное отношение современной медицины к гиппократовским теориям наводит лишь на грустные мысли. Если современные ученые колеблют авторитет гиппократовских правил, то, думается нам, они делают преступление, они совершенно не ведают, что творят! Они далеки от истины, от того направления, по которому им следовало бы идти неизменно вперед! Не мы с вами, господа непосвященные, а они, стоящие во главе современного направления медицины, эти просвещенные деятели — оказываются непосвященными в истине. Можно только пожалеть тех последователей и учеников Гиппократа, которые, не поняв столь важной основы всего его учения, сочли за более нужное — уничтожить старое и предложить человечеству свое новое, не подкупающее ни своей ясностью, ни удобопонятностью, ни правдивостью, ни ощущаемою пользой. Наука, двигаясь вперед, могла только изменить способы лечения, но эти средства или способы не должны были уничтожать основы всего Гиппократовского учения.

Мы только что говорили о том, что древние, не имея правильная представления о кровообращении в человеческом организме, понимали отвлечение больной крови от мест сосредоточия только в смысле кровопусканий, слабительных и рвотных. Принимая, что болезнь есть нарушение равномерного смещения веществ и гармонии присущих им сил, потому что тело составляет круг в котором, следовательно, нет не начала, ни конца, древние ученые заботились о восстановлении этого равновесия. Таким образом кровопускание из вен имело лишь значение, как средство уравнения венозных потоков крови с артериальными. Этот способ просуществовал несколько тысячелетий и еще на памяти у каждого из нас. Иного способа люди науки не находили и до сих пор не находят, несмотря на выработавшееся ныне ясное представление о законах кровообращения. Следовательно, древние медики инстинктивно признавали важность восстановления правильного кровообращения, только заботились о нем и искали к тому средства. Современные ученые совершенно перестали заботиться о главнейшем вопросе в лечении, а поэтому, при разумной оценке их методов, отнюдь нельзя восторгаться ими, так как они основаны лишь на стремлении оказать временную помощь больному, а не на коренном излечении болезни.

Теперь наука знает, что природа сама создала в человеке такие органы, которые предназначены для поглощения из потоков крови всех отживших и негодных для питания частиц организма, как печень, почки и т. д. Поэтому помогать природе, открывая боковые, окольные пути, не имеет смысла. Весь вопрос сводится к тому, чтобы кровь достигала до всех человеческих органов с известной быстротой, с необходимою правильностью и тогда произойдет обмен вещества, нарушение которого и есть болезнь. Все эти открытия, однако, отвлекли современную науку от основы Гиппократовского учения, когда, казалось бы, совершенно обратно, они должны были лишь осветить установленный Гиппократом метод лечения.

Казалось бы, вся забота должна была состоять и ныне в отыскании способов искусственно восстанавливать правильность кровообращения. Тогда современная медицина убедилась бы, что Гиппократ был прав, уверяя, что после многочисленных и проверенных опытов он признал этот способ единственно излечивающим и одновременно болеутоляющим средством. Его система тогда бы не показалась современным людям науки наивною, удовлетворяющею только непосвященных.

Теперь же, в результате, мы видим лишь следующее: вместо кровопускания, мушек и нарывных пластырей, вместо этих орудий пыток, как говорит д. Ковнер, современные врачи не находят других средств, как нам предложить проколы брюшины или бока. Ведь подобный нападки врачей на древних — не далеки от комизма. И от кого мы слышим эти нападки? От тех, которые, при своих энергических лечениях, вечно наталкивают больных на ножи! Жертвы их вопиют в ужасе и бросаются под защиту гомеопатии, которая лечит, но не режет и не колет.

Моя система лечения, господа, основана именно на восстановлении правильности кровообращения и на действии лекарствами на свойства самой крови. Я лично убедился в истине всех показаний Гиппократа, и потому мы вернемся к этому вопросу еще раз, впоследствии, когда я буду излагать свою систему. Для утоления болей я не нуждаюсь в наркотических средствах и в подкожных впрыскиваниях, и это только потому, что когда нет больших разрушений в организме, болезненная чувствительность исчезает от восстановления более правильного кровообращения. Излечение и утоление болей достигаются одновременно тем же воздействием лекарства на кровь.

Тот же доктор Ковнер, который считает Гиппократовский метод ныне наивным, пишет в своей книге: «Гиппократ, как великий практик и философ, более чем кто-либо сумел достигнуть гармонического слияния теории и практики. В его творениях не знаешь чему больше изумляться — глубине ли мыслей, или точности наблюдений!»

Вот что гораздо вернее и справедливее.

Ознакомившись из настоящей беседы со взглядами древних народов и представителей древней науки на причины человеческих болезней, а также выслушав определение современной науки о незнании ею сущности болезней, мы должны однако подумать обо всем этом и проверить —действительно ли теории древних так несостоятельны ныне и не подтверждаются теми научными выводами, которыми гордится современная медицина. Словом, необходимо решить вопрос: движение науки вперед послужило ли к отвержению познаний древних или лишь к наибольшему освещению их методов лечения?

Этим-то мы и займемся в следующий раз.

Читайте также: "Медицинская беседа I"
                           "Медицинская беседа III"
 
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /