Четвертую свою лекцию он начинает словами: «необходимо установить взаимное соглашение об общих началах действия лекарств. Основанием всех наших познаний в этом отношении служит физиология, трактующая о здоровом веществе и нормальных функциях, на которые действуют лекарства. Мы не в состоянии представить себе, каким образом они расстраивают организм, если предварительно не усвоим себе тот порядок, который они нарушают. Благодаря неутомимым трудам нескольких поколений ученых, мы имеем об этом довольно ясное понятие. Правда, некоторые части этого предмета еще темны, другие сомнительного значения; тем не менее, перед нами открыта обширная область и о главных чертах господствует довольно прочное согласие»...

Прежде всего, д. Юз предполагает, что не все части нашего организма одарены жизнью. Он держится так называемой теории о протоплазме, так как она основана на неопровержимой истине, хотя с течением времени и может подвергнуться изменениям в частностях. Протоплазма - это содержимое в клеточке или ячейке, из которой как у человека, так равно в животном и растений развиваются все ткани и органы. Лейден и Шван сделали важнейшее открытие, при помощи микроскопа, относительно построении человеческого тела, которое доказывает, что образование всех тканей происходит по одному и тому же закону образования ячеек и клеточек. Ячейка представляет маленькое, видимое только под микроскопом, слизистое тельце, состоящее из сумки или оболочки, тягучего, жидкого или несколько зернистого содержимого, ячеистого вещества или протоплазмы иди ядра, которое лежит в центре или прилегает к стенке ячейки и называется клеточным ядром или зародышевым пузырьком. Стоит взглянуть на разницу между волосами и ногтями с одной стороны и белым тельцем крови с другой. Разница очевидна: с одной стороны жизнь, с другой не жизнь. Это белое тельце, тип живой материи, представляет бесструктурное, прозрачное, бесцветное, полужидкое вещество, состоящее из мелких шаровидных частиц очень сложного химического состава, находящихся в постоянном самопроизвольном движении. Такая живая материя везде, будь она обнажена, как в нашем примере, или связана, как в других частях (например в клеточке) с материалом иного рода. Клеточная стенка может служить типом этого другого вещества. В ней мы уже видим начало строения, окоченения, быть может цвета. Это «образовавшийся материал», перешедший от жизни к смерти и сделавшийся предметом химических и механических законов, от которых он, в живом состоянии, был независим. Из этого то образовавшегося материала и состоит преимущественно организм как животных, так и растений, определяя их образ жизни. Живет же, во всём и везде, сама протоплазма, животная или растительная, составляя зачаточное вещество, которое, подобно душе, образует свое собственное тело, населяет и одушевляет его. Протоплазме свойственна жизнь, как резине свойственна эластичность; она исполняет всю жизненную работу организма. Само собою, разумеется, что в последнем происходит много механической и химической работы, но до ней мы пока не имеем дела. Протоплазма образует ткани и, смотря по своему положению, замирает в нерв, мышцу, эпителий, клетчатую ткань, кость. Для того же, чтобы она не могла истощиться, она обладает способностью воспринимать свежую пищу из крови и обращать ее в свое собственное вещество. Таким образом, весь процесс питания - это дело протоплазмы. Точно также и секрет (отделение) совершается ею. Секрет - это питание под измененными условиями, так как при этом вещество, усвоенное клеточками желез, превращается в желчь, слюну и т. п., вместо того, чтобы образовать кости, мышцы и кожу. Процесс один и тот же, и деятелем является всё та же вездесущая протоплазма. Она же служит местопребыванием жизненной функции: так, в сером веществе нервных центров она дает нам возможность мыслить и чувствовать, воспринимать впечатления и сообщать волю; она же, по всей вероятности, сокращает мышцы.

Этого достаточно для определения физиологического базиса, но прежде чем построить на нём теорию о действии лекарственных веществ, доктор Юз бросает взгляд на патологию. «Патология говорит он - есть физиология, измененная болезненными причинами, точно так, как патогенезия, которую можно ради аналогии назвать фармакологиею, есть физиология, измененная лекарственными веществами. Следовательно, они должны значительно освещать друг друга. Подобно физиологии и патология занимается в обширной мере протоплазмой. Если существуют болезни первично-механические или химические, то в них она конечно не участвует, но так как во всяком случае большинство недугов представляют расстройство жизненных процессов: изменение питания, отделений и отправлений, то и здесь должна действовать протоплазма. Самый очевидный факт при воспалении - это изменение в кровообращении пораженной части; расширение кровеносных сосудов, пульсация артерий, усиленная краснота и повышенная температура. Довольно естественно было предположить, что это расстройство кровообращения составляет первичный фактор процесса, что воспаление состоит в усиленном приливе крови к известному месту, влекущем за собою функциональное изменение. Опыт же показал, что эти элементы сами по себе не составляют воспаления. Посредством перерезки сосудодвигательных нервов можно значительно ускорить кровообращение в известной части тела и тем пропорционально усилить её цвет, температуру, питательные и отделительные операции, тем не менее, при этом может и не быть воспаления. Кровь в этом случае протекает быстрее, а не застаивается, и кроме того выпотения, опухоли и боли отсутствуют. С другой стороны, пусть какое-нибудь раздражающее вещество будет приложено к известному месту или впущено в кровь. Мы увидим такое же расширение сосудов и увеличенный приток крови, но при этом скоро происходит застой, крови с излиянием кровяной жидкости и телец. Если в этом месте существуете какое-либо отделение, то оно прекращается, и питание, хотя оно усиленно, извращается. По словам Юза Беннета, мы видим здесь усиленное притяжение, но ослабленный подбор; образование делается ускоренным, но неполным. Из этого можно только заключить, что местом раздражения является протоплазма, что изменения в кровообращении находятся в зависимости от неё и действительным местопребыванием воспаления служат (как учат Листер и Вирхов) все сосудистые ткани».

Подобное же - говорится далее - мы встречаем при лихорадке, которая, как уже давно указал Флетчер, представляет общее воспаление организма. Здесь также, прежде всего, обращает на себя внимание расстройство кровообращения. Пока мы должны довольствоваться отнесением повышения температуры к усиленному производству теплоты, связывая с ним происходящие в протоплазме изменения тканей. Лихорадка и воспаление, в их разнообразных формах, лежат в основе, составляют ближайшую причину, очень значительного числа болезней, которые приходится лечить. Остальные болезни большею частью представляют функциональные расстройства: усиленное, ослабленное или неправильное действие различных органов тела. Мы знаем уже, что протоплазма участвуете также в отправлениях. Вся разница в том, что здесь мы имеем дело скорее с её силою, чем с её веществом. Воспаление и лихорадка относятся к ней как к питательному деятелю; неврозы, спазмы и тому подобное связаны с её функциональными действиями.

Все писатели различают троякого рода действия лекарств: механическое, химическое и динамическое. Такое различие справедливо и вполне понятно. Лекарства могут действовать на тело механически и химически, потому что значительная часть его, не находящаяся уже в живом состоянии, подлежите механическим и химическим законам. Что они имеют сверх того еще другое действие вполне согласуется с физиологиею, а именно: в каждом организме, животном и растительном есть известная доля живой материи, находящейся вне влияния физических законов и подлежащей своим собственным действиям и воздействиям. Динамическое действие лекарств влияет на живую материю тела - на его протоплазму. Оно влияет не на одну только нервную систему (как некоторые полагают), потому что оно проявляется в значительной мере в растениях, лишенных нервов. Нервная протоплазма может подвергаться первичному влиянию лекарства, а другие изменения представят вторичные последствия, тем не менее, та же живая материя во всяком ином месте может быть первично поражена без такого посредства.

Отличительный характер гомеопатического метода лечения и состоит в том, что он имеет дело с этими динамическими действиями лекарств. Лекарства действуют на протоплазму и при этом они подтверждают факт, что не все протоплазмы однородны. Они не поражают безразлично и одинаковым образом все части тела, но избирают для проявления своей силы известные органы, ткани или области. Это избирательное действие лекарств не новость; на нём Радемахер основал свою систему лечения, заимствовав свою мысль у Парацельса. Но оно пользуется очень незначительным признанием в господствующей школе медицины и даже в гомеопатии едва ли еще заняло подобающее ему место.

Пятую лекцию д. Юз начинает следующим повествованием:

«Доктор Шарп утверждает, что не только малая доза лекарства, данная больному, производит обратное действие большой дозы, принятой здоровым, но что малая доза у здорового вызывает действие прямо противоположное большой. Уже давно было указано, что двойное действие лекарства следует приписать их первичному и вторичному влиянию, как было открыто еще Ганеманом, и чем собственно объясняется действие гомеопатических лекарств. Д-р Жуссе объясняет это так: 1) всякое лекарство производит у здорового два последовательные действия - первичное и вторичное. Эти два действия всегда обратны друг другу, 2) чем сильнее доза, тем менее бывает заметно первичное действие. При чрезмерной дозе развивается только вторичное действие, 3) чем слабее доза, тем очевиднее бывает первичное действие. Вполне соглашаясь с этим, я не могу допустить, чтобы все лекарства обладали таким действием…»

В данном случае конечно д. Юз более чем прав, и мы уже убедились в предыдущих беседах, что все существующие системы лечат по двум принципам, а не по одному.

Шестая лекция д. Юза посвящена вопросу: что такое гомеопатия? «Всякий беспристрастный человек – говорит он - стоящий во свете современной медицинской науки и сколько-нибудь знакомый с положением медицины во времена Ганемана, должен согласиться, что предложенная им реформа была в высшей степени рациональна и благотворна. Взамен жалких способов он предлагал метод простой, удобопонятный и безвредный. Метод этот состоял из следующих элементов: 1) определение болезни по симптомам, т.е. по её клиническому характеру и истории, 2) определение свойств лекарств испытаниями на здоровом человеческом организме, 3) применения средств к болезням на основании определенного принципа, 4) дача лекарства в чистом виде, а не в сложных микстурах, 5) назначение их в таких дозах, которые не могли бы ожесточать существующие страдания или возбуждать новые. Кто может сомневаться в благотворном влиянии, которое такой метод оказал бы на человечество, если бы он был принят, когда его провозгласил Ганеман?»

Вот эти-то пять элементов и составляют сущность гомеопатии, но никак не один из них, как например минимальные дозы, смущающие общество, привыкшее к густым микстурам, к горьким порошкам и мазям, заражающим воздух. Я полагаю, что все приведенные пять пунктов достаточно разобраны были мною в предыдущих беседах. Для краткости ограничусь приведением выдержки из седьмой лекции д. Юза, касающейся гомеопатической позологии.

«Сравнительная малость дозы - говорит он - есть логическое и очевидное следствие правила similia similibus curantur. Как я уже сказал, не требуется аргумента для доказательства, что обычные дозы арсеника, от которых и здоровый желудок требует ограждения, должны усилить раздражение воспаленного желудка, а между тем гомеопатический принцип предписывает здесь его употребление. Следовательно, количество его должно быть уменьшено. Не только Ганеман и его последователи сознают эту необходимость, - при всех заимствованиях гомеопатической практики старою школою, уменьшенная доза всегда идет рука об руку с подобно действующим средством. Так, капельные дозы ипекакуанного вина были неизвестны в обыкновенной позологии до тех пор, когда стали впервые употреблять его не для возбуждения рвоты, а для прекращения её, и подобные новинки встречаются теперь очень часто в аллопатических сочинениях. Эти факты могут служить лучшим ответом на аргумент тех, которые утверждают, что ухудшение, производимое подобно действующими средствами в обычных дозах, доказывает их непригодность, а уменьшать дозу значит избегать затруднения доведением действия лекарства до нуля».

«Прежде всего, следует заметить, что доза не есть нечто произвольное. В природе нет ничего соответствующего драхмам, скрупулам и гранам, и мы не видим никаких оснований, почему известное число молекул, входящее в состав грана, должно быть обозначаемо целым числом, а меньшее количество дробью. Между тем, результатом является то, что гран нам кажется крайним пределом, а дальнейшее деление странным. Далее, очевидно, что все наши понятия о дозе основаны на тех количествах, которые оказались необходимыми для возбуждения физиологических действий в организме - поноса или рвоты, унятия боли в нерве или ослабления мышечного спазма. Если бы так называемые alterantia заняли более широкое место в терапии, эти понятия вероятно видоизменились бы. Для этих средств всегда считалось необходимым прибегать к иной позологии, так как здесь искомою целью было не физиологическое действие, а постепенное излечение болезненного состояния; поэтому и доза назначается на основании опыта. Все же гомеопатические средства представляют в этом смысле alterantia и, следовательно, к ним неприменимы дозы, назначаемые с целью возбуждать физиологические действия. Независимо от этого, очевидно, что доза представляет изменчивую величину. Она в известных пределах изменяется, как всякий согласится, смотря по возрасту и полу, по силам больного и по степени восприимчивости к лекарствам. Она находится в еще большей зависимости от свойства даваемого лекарства. Возьмем для примера два средства, которые уже давно пользуются высокою репутацией в накожных болезнях - дулькамара и арсеник. Каррер давал первое средство столовыми ложками (неразборчиво), составленного в пропорции одной унции на двадцать унций, тогда, как арсеник дается в самых раздробленных приемах раствора (Фаулера), содержащего только одну часть в 120, а между тем они оказываются целебными. Точно также, при введении ныне в общую практику фосфора, никто не удивляется, что он рекомендуется в сотых долях грана. Алкалоиды допускают еще большее раздробление, даже для возбуждения физиологического действия, как видно из влияния оказываемого атропином на расширение зрачка. Профессор Дондерс находит, что на собак атропин ясно действует при разведении, доведенном до 1/700000. Он пишет: « на самом деле чувствительность глаза к атропину возбуждает удивление, когда мы сообразим, что вероятно не поглощается и 1/50 капли раствора, достаточной для расширения зрачка». Нужно еще заметить, что эти разбавленные количества влияют не на один только зрачок. Д-р Harley описывает случай, где от впущенных в глаз 12-ти капель раствора, содержащего одну часть атропина в 400.000 частях воды, последовала конгестия всей соединительной оболочки, с сухостью оболочки и ноющею болью в глазном яблоке, что длилось несколько часов. В количествах уже несколько больших мы находим, что средство это влияет на весь организм. Д-р Рингер нашел, что при подкожном впрыскивании 1/200 части грана вся поверхность тела становилась сухою, не давая испарины даже в турецкой бане, а д-р Harley пишет об этом веществе: «бесконечно малое количество, один атом, впущенный в кровь, возбуждает совершенно такие же явления в кровообращении и в нервной системе, какие сопровождают менингит и тиф». Аконитин действует еще сильнее: 1/300 грана лишила жизни кролика весом без малого в четыре фунта, а морские свинки до того чувствительны к его влиянию, что одна, весом слишком один фунт, околела через три с половиною часа после дачи ей 1/1130 грана. После этого не удивительно, что профессор Арнольд, в Гейдельберге, мог легко вызвать столбняк у лягушек от 1/10000 грана стрихнина. Даже 1/миллионная производила усиленное рефлекторное возбуждение; у одной лягушки, находившейся предыдущий день несколько часов в столбняке после дачи ей 1/10000, но вполне оправившейся, вновь появился столбняк спустя полчаса после дачи ей 1/милионной, а через несколько часов последовала смерть. Итак, ясно, что эти яды и алкалоиды приводят нас в совершенно иной норме дозы»....

«Далее, есть не мало веществ, которые в грубом состоянии совершенно инертны, а от растирания с индифферентною средою и происходящего от этого дробления их на мелкие частицы, приобретают весьма активные свойства. Хорошо известно, что ртуть можно принимать фунтами, между тем как от близкого смешения с мелом и проч. она становится могущественным лекарством. Ганеман, как вы уже знаете, сильно развил этот способ приготовления лекарств, введя усовершенствованный метод постепенного растирания на молочном сахаре. Помощью этого процесса металлы: золото, серебро, платина, цинк, а равно нейтральные вещества, каковы: древесный уголь, кремнезем и плаун пробуждаются к сильной энергии и делаются способными оказывать влияние на организм. Ясно, что, в виду такого развития силы, в процессе должна быть известная точка, при которой вещество, инертное в сыром виде, начинает становиться деятельным, и другая точка, при которой эта вновь пробужденная энергия достигает своей высоты, а затем уже дальнейшее дробление должно производить обратное действие. При этом втором пределе растертое вещество становится в уровень с лекарством того же характера, но являющегося активным с первого начала; так один гран Silicea 2 может равняться одному грану Hepar sulfuris Q, хотя по действительному количеству последнее лекарство относится к первому как 10.000 к 1. Следовательно, для веществ, которые становятся лекарствами вследствие растирания, самая малая дробь может служить единицею их силы и мерилом их физиологической деятельности, и еще далеко меньшее количество будет достаточным при употреблении этих средств на основании гомеопатическая правила».

Д-р Гэйвард в своей брошюре «Современные способы лечения» говорит: «следует также обратить внимание на тот факт, что лекарства, употребленные гомеопатически, действуют на организм особенно к ним чувствительный; больной, пользуемый гомеопатиею, находится в положении имеющего особенную идиосинкразию к данному лекарству, если оно выбрано верно и тогда действие малых гомеопатических доз замечательно. В гомеопатии лекарство действует за одно с природою, т.е. стремится восстановить физиологическое здоровье и притом действует прямо на больной орган или больную ткань; следовательно, здесь пригоднее меньшая доза, чем в том случае, где лекарство действует на здоровые части, как например, при проносных, рвотных, мочегонных и других отвлекающих аллопатических средствах. Большая доза, употребленная гомеопатически, принесла бы более вреда, чем употребленная аллопатически, потому что в первом случае она бы действовала прямо на больной орган и в том же направлении, как существующая болезнь, ожесточая ее, вместо того, чтобы облегчить, как это делает малая доза. Зачем же употреблять большие дозы, если, как мы видели, даже малые дозы могут вызывать расстройства, и если мы знаем по опыту, что они могут излечить? Вопрос, какая доза всего пригоднее, должен быть решен, сообразуясь со сложением больного, характером болезни, употребляемым лекарством и другими обстоятельствами; опыт служит здесь руководством».

Мы уже познакомились с доказательствами, что сила некоторых лекарств увеличивается от растирания вещества с постороннею средою, как мел, молочный сахар и т. д. Следствием этого, невольно должен родиться вопрос: достигается ли то же самое разжижением? На эту тему составлена профессором Густавом Иегером особая записка, под заглавием «Сила, материя и пространство», с которою нам также следует ознакомиться. Профессор начинает так:

«Один читатель Monatsblatt’a пишет мне:

«Мое неверие по отношению к развиваемым вами положениям находится главным образом в зависимости от несогласия с вашим утверждением, что действие материи может возрастать с её разжижением».

«Это замечание касается больного места тех общераспространенных воззрений на деятельность материи, которые возникли, благодаря односторонности в развитии естествоиспытания. Главною виновницею в этом отношении является химия. Химики принимают только один вид деятельности материи, именно - деятельность её при разложениях и при соединениях. Эта деятельность есть во всяком случае массовая, т.е. находится в прямом отношении к массе вещества. Чем более нужно сжечь горючего материала, тем более требуется на это кислорода. Чем более требуется развить медного купороса из меди, тем более потребуется употребить на это серной кислоты. На этих неоспоримых фактах основывается вся химическая техника и индустрия; и под их влиянием в науку о жизни, в физиологию, вкралось то неправильное воззрение, по которому тело живого существа - животного или растения - приравнивается к химической реторте, в которой совершаются только химические массовые движения, подобные выше приведенным».

«Вторжение подобных неправильных воззрений в науку было во всяком случае возможно потому, что жизненные процессы всегда связаны с такою химическою массовою деятельностью и без них они не мыслимы; тем не менее считать такую деятельность за единственно-возможную представляется очень грубым воззрением и сожаления достойною близорукостью, как это легко понять из ниже следующего».

«Рядом с деятельностью материи, проявляющеюся в её массе, должна быть поставлена её наиболее важная для жизни деятельность, обнаруживающаяся движением. Жизнь есть движение. Покой есть смерть. Если желают познавать жизнь, то нужно знать движение материи, без которого материя есть мертвая и недеятельная масса (Moles)».

«Существует, хотя и теоретическое, тем не менее, со всеми фактами хорошо мирящееся общепринятое научное воззрение, по которому всякая материя состоит из мельчайших однообразных частичек, так называемых молекул, из которых каждая сама по себе подвижна, и движение которых называется молекулярным».

«Эти движения довольно разнообразны и встречаются даже в твердых, по-видимому неподвижных телах, в чём нас лучше всего убеждает состояние («Das Schaffen») дерева и железа при изменениях в температуре. В данном случае мы должны из того, что известно о молекулярном движении, установить лишь следующее: молекулы какого-нибудь вещества могут двигаться более или менее энергично и величина подобных движений представляет собою живую силу, заключенную в этом веществе, между тем как сама молекула есть мертвая сила, т.е. масса и материя без молекулярная движения есть безжизненная масса (Moles). В науке о жизни на первом плане нужно поставить вопрос о живой силе, потому что вместе с нею являются и исчезают жизненные явления. Жизнь есть молекулярное движение».

«С другой стороны, нет ничего более ясного, как то, что без пространства нет и движения. Это прежде всего вытекает из того наиболее известного факта, что вещество, молекулярное движение которого усиливается через нагревание (теплота есть молекулярное движение), со стихийною силою стремится занять большее пространство, и поэтому нагретое вещество обладает большею силою, чем то же самое вещество в холодном состоянии».

«Возьмем - поясняет далее профессор Иегер - для примера воду. Если мы ее нагреем, то увидим, что все её молекулы, а чрез это и вся масса её приходит в движение. Это покажет всякий кухонный горшок, и всякий школьник знает, что при этом вода расширяется. Никто не станет оспаривать того, что в горячем состоянии все специфические свойства воды: её способность растворять тела и заставлять их набухать и т. д. - проявляются гораздо сильнее, чем в холодном состоянии. При дальнейшем подогревании вода, как известно, превращается в пар и обусловливаем этим самым громадное увеличение занимаемая ею пространства, причем ни масса воды, ни её вес не увеличиваются; специфические же свойства воды при превращении её в пар проявляются еще сильнее, чем в горячей воде».

«Из всего предыдущего неоспоримо следует, что сила представляется чем-то таким, что так же требует пространства, как и сама материя, и что если мы материи придаем больше силы, например с помощью подогревания, то тем самым заставляем ее занять большее пространство, - другими словами, расшириться».

«Теперь мы приходим к вопросу о разжижении или разрежении. Что такое расширение материи? - Да ничто иное как её разрежение. Водяной пар есть разреженная вода, которая не только ничуть не потеряла в силе чрез это разрежение, но еще в весьма значительной степени выиграла. Отсюда уже ясно следует, что разжижение не то же самое, что потеря в силе или в деятельности, - наоборот: если приходится увеличить силу материи, то это без разрежения материи, т.е. без разъединения её молекул, совершенно недостижимо».

«Теперь мы будем иметь дело с противоположным случаем, а именно: мы будем разжигать или разрежать материю, не прибавляя к ней извне никакой силы. Здесь рождается вопрос, дает ли в результате подобное разжижение материи, т.е. разъединение её молекул, прибыль в силе, или не дает? На это дает утвердительный ответ каждое руководство по физике, и именно в следующем смысле: теплота есть движение или сила. Коль скоро разжижают какое-нибудь тело, причем его молекулы разъединяются друг от друга, то эти последние, со стихийною силою поглощают тепло, т.е. движение,из всего их окружающего. Разъединенные молекулы отнимают эту силу или это движение от всех окружающих предметов в форме тепла. Физик выражает это так, что при каждом разрежении вещества развивается скрытая теплота. Этот закон имеет ту же силу для обоих методов разжижения вещества; развивается скрытая теплота, т.е. появляется холод, когда разжижается газ под воздушным колоколом (в практическом отношении пользуются этим законом при фабрикации льда); таким же образом возникает холод, когда какое-нибудь твердое тело, например соль, растворяют в жидкости) и этим способом пользуются, как известно, при фабрикации льда), и горячий суп сразу станет холоднее, лишь только мы бросим в него хоть немного соли. Что при разжижении вещества исчезнувшая (скрывшаяся) теплота на самом деле уничтожилась, явствует уже из обратного опыта, а именно из того, что она снова проявляется, как скоро мы будем опять сгущать вещество. Наиболее известный пример тот, что всегда становится теплее, когда идет снег, т.е. когда вода из разреженного пара превращается в твердую кристаллическую форму. Точно так же нагревается жидкость, когда из неё выкристаллизовывается соль и нагревается газ, когда его сжимают (этим пользуются при устройстве воздушных огнив). Теперь вопрос в том, обозначает ли эта скрытая теплота приход в силе самого вещества, и на это опять можно ответить утвердительно, так как эта теплота обозначает движение молекул, которое хотя не обнаруживается термометром, тем не менее, как раз в живом организме получает особенно важное значение. Эта скрытая теплота проявляется двояким образом»:

«Во-первых, в маятникообразном линейном движении, посредством которого молекулы выполняют промежуточные пространства, получающиеся вследствие разрежения вещества. Что подобное движение не может быть измерено с помощью термометра, это видно из следующего сравнения. Представим себе, что на стене висит известное количество одинаково качающихся маятников, на таком расстоянии друг от друга, что они при взаимно встречающихся качаниях только едва-едва соприкасаются, но никогда не сталкиваются, и что самый крайний маятник в своей высшей точке качания касается второй стены, стоящей к первой под прямым углом. Этой последней общее движение всех маятников не касается, так как маятники ничего больше не делают, как только выполняют своими движениями все промежуточные пространства, и таким образом не происходит никакого передаточного избытка в движении. В таком же отношении, как стена к маятникам, находится и термометр к маятникообразно движущимся молекулам. Но это внутреннее движение делается тотчас же очевидным, если внезапно сдвинуть маятники друг к другу на расстояние, положим, четверти их первоначального пути. В этом случае маятники имеют стремление совершить путь в 4 раза больший, чем тот, который им представляется. Таким образом 3/4 первоначального движения проявляются в виде избытка в движении, и этот избыток в движении в нашем опыте с маятниками окажет действие на стену, а в молекулярном движении окажет действие на термометр. На вопрос, возможно ли, чтобы маятникообразное движение молекул, не оказывающее действия на термометр, ни в чём другом его не обнаружило, можно дать один лишь вполне отрицательный ответ. Останемся при том же опыте с маятниками. Отсюда ясно видно, что всякое тело, например, новый маятник, будучи введен в пространство между качающимися маятниками, будет испытывать на себе всю силу их качательного движения. Если мы от этого примера перейдем к молекулам, то встретимся с тем же явлением, когда станем, например, смешивать друг с другом два раствора, особливо, если они имеют различную концентрацию. Молекулы более слабого раствора совершают более размашистое движение, чем молекулы раствора более концентрированного, и в результате должно получиться действие более разведенного раствора на молекулы более концентрированного. И в том случае, когда берутся два раствора различных веществ, также получается их действие друг на друга, причем «живою водою» в общем является жидкость более разведенная».

«Во-вторых, другая часть так называемой скрытой теплоты на языке физиков есть вращательное движение молекул вокруг своей оси, интенсивность и ритм которого находится в зависимости от специфической природы самих молекул, т.е. от их химического состава. Это тот вид молекулярного движения, который обусловливает собою специфический вкус и запах предметов. И это специфическое молекулярное движение, называемое физиками специфическою теплотою, при разрежении вещества, т.е. при разъединении его молекул, усиливается и на увеличение этого рода движения уходит часть скрытой теплоты. Скрытое состояние тепла, т.е. невозможность измерить его термометром, в данном случае объясняется очень просто: молекулы, находящиеся в линейном движении, могут действовать на термометр лишь в том случае, когда имеется избыток в движении, т.е. когда этому движению противополагается препятствие в виде уменьшения расстояния между отдельными молекулами, так как в этом случае молекулы данной материи при своем движении «ударяются» прямо о молекулы термометра. Из вращательного осевого движения молекул не исходит однако никакого толкательного действия, которое могло бы привести в движение стенки термометра, находящегося в твердом (агрегатном) состоянии. С другой стороны также очевидно, что недействительность вращательного движения по отношению к термометру не однозначна с недействительностью этого молекулярного движения вообще; лучшим доказательством этому служит действие этого движения на наши чувства, т.е. на вкус и обоняние; и все физиологи согласны в том, что среди всех наших чувственных ощущений вкусовые и обонятельные - самые неотвязчивые, более всего врезывающиеся в память и поэтому всего более необходимые. Вышесказанное мы можем вкратце выразить следующим образом: с разжижением материи увеличивается затаенная в ней молекулярная сила, особенно её специфическая оживляющая сила. (Belebungskraft)».

«Подведем теперь итог - говорит профессор Иегер. - Рассматривая вопрос об отношениях между материей, силой и пространством, мы различили два случая. Сопоставляя теперь эти два случая, мы получим следующее: как с одной стороны материя, которой мы придаем большую силу, т.е. развиваем в ней её молекулярные движения (например, подогревая ее), стремится с силою занять пространство, необходимое для выполнения этих молекулярных движений, так, с другой стороны, материя, молекулы которой мы разъединили путем разрежения, приобретает возможность, благодаря увеличению междумолекулярного пространства проявлять свои молекулярные движения; другими словами, она увеличивает свою внутреннюю силу».

«Сила и материя относятся таким образом к пространству, как два конкурента. Чем больше материи заключается в известном пространстве, тем меньше возможно в нём проявление силы, т.е. движения; и чем больше движения мы желаем иметь в известном пространстве, тем меньше материи должно занимать место, необходимое для этого движения. Впрочем, мы имеем еще другие факты, объясняющие нам взаимное отношение молекул растворенного вещества; за решение этого вопроса мы примемся следующим образом».

«Если мы, например, растворим 100 грамм поваренной соли в 900 граммах воды, то молекулы поваренной соли будут размещены в пространстве, приблизительно в 10 раз большем, чем до их растворения. Так как число молекул не увеличено, то они занимают, естественно, в 10 раз большее пространство, и вопрос только в том, пользуются ли им молекулы для выполнения своих движений, или нет? Что первое допущение имеет на самом деле место, в этом убеждают нас так-называемые явления диффузии. Если соединить, например посредством трубки, 2 сосуда, из которых один содержит 10% раствора поваренной соли, а другой - только воду, то частички поваренной соли начинают переходить из первого сосуда во второй, и это движение прекратится лишь тогда, когда в обоих сосудах будет находиться раствор поваренной соли одинаковой концентрации. Если бы молекулы находились в покое, то подобный результат не мог бы получиться. Сущность этого явления выражают так: вещество, растворенное в какой-нибудь растворяющей среде, имеет по отношению к этой среде стремление распространяться в ней до бесконечности и обнаруживает таким образом свойства газообразного тела. Что растворенные молекулы соли находятся в движении, выходящем за пределы самого раствора, в этом можно убедиться благодаря возможности воспринимать запах растворенной материи в окружающем данный раствор воздухе. Дальнейшее неоспоримое положение есть то, что растворенная в жидкости материя распространяется в ней равномерно и присутствует в ней повсеместно. Это опять было бы немыслимо, если бы молекулы оставались неподвижными, находясь на известном друг от друга расстоянии, обусловленном степенью разведения. Это повсеместное распределение молекул только потому возможно, что последние, благодаря вышеупомянутому маятникообразному движению, заполняют все промежутки между своими соседями. Вопрос только в том, будут ли эти движения более энергичными, когда, по мере дальнейшего разведения, расстояние между молекулами увеличится. На этот вопрос можно отвечать утвердительно, на основании экспериментов и ежедневного практического опыта».

«Уже опыт с разрежением газа под колоколом воздушного насоса указывает на то, что с увеличением разрежения исчезают всё новые и новые количества тепла; то же самое замечается и при всяком дальнейшем разведении соляного раствора. Другой физический эксперимент следующего рода. Когда соединяют какой-нибудь слабый раствор с концентрированным раствором того же вещества таким образом, что между ними возникает электрический ток, то этот последний идет всегда от более разведенного к концентрированному, что служит доказательством того, что в разведенном растворе сосредоточивается большая сила, чем в концентрированном».

Установлен также факт, что с увеличением разжижения раствора сила тока увеличивается.

Затем профессор Иегер пишет:

«Второй эксперимент, доказывающий верность вышеприведенного положения, произведен мною с помощью моего метода измерения нервной системы. Я сказал выше: жизнь есть молекулярное движение; совместно с моими учениками я констатировал, что одно и то же вещество при его вдыхании производит тем более оживляющее на организм действие, чем оно более разжижено».

«Оживленное молекулярное движение разжиженных веществ сочетается с нашими внутренними жизненными движениями, и этим ускоряет последние, между тем как концентрированные вещества производят замедление жизненных движений, парализуют их. С этим гармонирует вся наша практическая опытность по отношению к пище, питью, жизненным продуктам, воздуху, воде и т. д., которая приводит нас к тому выводу, что всё чистое, тонкое, разведенное действует оживляющим образом, тогда как всё грубое, обыкновенное, массивное, концентрированное действует парализующим, подавляющим и отравляющим образом. Что такое процесс созревания вина в бочке, как не продолжающееся разжижение его летучих составных веществ, а именно эфира, и никто не станет оспаривать того, что старое, зрелое вино действует оживляющим образом в противоположность всем известному тяжелому, опьяняющему, т.е. парализующему действие молодого, незрелого еще вина. Мы можем выразиться так: паралич есть результат действия материи, т.е. её массы; оживление же есть результат деятельности силы, т.е. движения».

«Постараемся сделать общий вывод и обратимся опять к нашему примеру с поваренною солью. Бели мы хотим от поваренной соли химического или массового действия, то много дает много. Когда же мы имеем необходимость в молекулярном движении вещества поваренной соли, например если в каком-нибудь теле находится чрезмерное количество поваренной соли, через что это тело является малодеятельным, и мы желаем придать ему возможно-большее движение, то мы должны взяться за разведенный раствор поваренной соли, и чем он жиже, тем лучше; мы ведь желаем увеличить не самую массу поваренной соли, а только её движение, а это достижимо при помощи подмешивания по возможности разведенного раствора поваренной соли, что уже видно из простого вычисления. В десятипроцентном растворе поваренной соли 1/10-ю часть всего пространства занимает масса поваренной соли, а 9/10 его занято движением этой массы. Масса к движению относится, следовательно, как 1:9. В однопроцентном растворе поваренной соли 1/100 часть пространства занята массою, а 99/100 предоставлены движению её. Поэтому в однопроцентном, т.е. в более жидком растворе, находится в 11 раз более движения поваренной соли, чем в десятипроцентном, т.е. концентрированном растворе».

«Если бы официальные представители науки обратили внимание на эти простые и неоспоримые факты и захотели бы их изучать, то спор между аллопатией и гомеопатией, составляющий позорное пятно нашей науки, давно исчез бы с лица земли».

«В заключение еще раз: жизнь есть движение, и именно молекулярное движение. Центр тяжести учения о жизни лежит в области учения о движении, другими словами - в области физики, в особенности молекулярной. Химия, как наука о материи, бессильна в области учения о жизни; это утверждение есть не только теоретическое, но и испытанное в широкой степени на практике. Как известно, Либиху удалось показать односторонность химии в области физиологии растений, не только теоретически, но и практически: сельские хозяева - практики потратили целые миллионы на эксперименты по химическим сельскохозяйственным рецептам Либиха, и какой же получился результат?»

«В одном труде доктора Р. Браунгарта, профессора сельского хозяйства в Вейннстефане, находится следующее место:

«Если бы мы, желая выяснить эти важные отношения, предоставлены были исключительно земледельческой химии, то прошло бы, вероятно, еще очень много времени, пока мы могли бы избавиться только от одного этого заблуждения, так как не подлежит ни малейшему сомнению, что мы в технике земледелия и удобрения почвы ничего не получили и не можем получить от земледельческой химии».

«Под этим приговором подписываюсь и я по отношению к области животной и человеческой жизни и утверждаю, что зоохимия для техники питания и лечения человека и животных ничего не дала и дать ничего не в состоянии».

На этой превосходной записке профессора Иегера кончаю сегодняшнюю нашу беседу. Надеюсь, мы убедились, что растирания, разжижение и дозировка Ганемана есть вполне научное изобретение, до которого аллопаты даже не доросли и в конце XIX столетия. Про себя лично и могу сказать, что я, работая над дозировкою своих лекарств, убедился бесповоротно в этой истине на опыте.

Читайте также: "Медицинская беседа I"
                           "Медицинская беседа IX"
                           "Медицинская беседа XI"
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /