Если хорошая кровь есть основание здоровья человека, то, естественно, она и должна предъявлять свои требования в выборе лекарственных средств.

Оздоровление и улучшение болезненных свойств крови требует не ядовитых средств.

Все аллопатические яды должны быть принципиально отвергнуты.

Следует стараться найти между не ядовитыми средствами равные по действию общеупотребительным ядам.

Ядовитых деревьев и кустов несравненно менее, чем трав.

Определив какие средства полезнее человеку и где их должен искать врач, мы ответили на первое требование - обращать главное внимание на болезненные свойства крови, но каждая болезнь заключается еще в органических расстройствах, а потому необходимо обладать также специфическими лекарствами для всех наших органов, областей и оболочек.

Поэтому я подразделяю мои лекарства так:

6) а) на действующие на кровь и кровообращение; б) специфические для отдельных органов и некоторых областей тела и в) на лечащие определенные субъективные симптомы.

Эта классификация соответствует основному подразделению человеческих недугов на болезни крови и расстройства кровообращения, на болезни отдельных органов и областей и, наконец, на болезни, выражающиеся лишь субъективными симптомами.

Чтобы обладать специфическими средствами необходимо уметь точно определять физиологические действия лекарственных веществ, и я должен объяснить здесь, как и какими способами я добыл лекарства, соответствующие вышеупомянутой классификации.

Относительно способов определения физиологического действия лекарственных веществ мы говорили чересчур достаточно в предыдущих беседах. Можно было прийти к заключению, что испытания лекарств должны производиться:

1) на животных,

2) на здоровых людях и

3) на больных.

Простейший, кратчайший и вернейший путь для определения свойства лекарств - это экспериментальный. Посредством испытаний на здоровых людях познаются отношения лекарств к известным органам и системам и их отправлениям. Но как бы высоко мы не ценили эти опыты, они все-таки неудовлетворительны и должны считаться лишь подготовительными. То, что делает лекарство - лекарством, состоит в его отношении к больному организму и к исцелению его. Из верного познания физиологического действия во многих случаях, конечно, можно вывести заключения о вероятном целительном действии в известных болезнях, но полную достоверность доставляет только опыт на людях.

Почему аллопатия стоит за испытание лекарств на животных? Потому, что она интересуется картинами отравления ядами и желает знать действия их на отдельные органы. Подобные исследования предпринимаются не для дознания тех лекарственных свойств этих веществ, которые наблюдаются гомеопатией по применению их закона подобия, а для выяснения действий на свойства различных органов.

Гомеопаты при своих опытах интересуются симптомами отравлений, и потому дают людям такие дозы, которые возбуждают только симптомы болезни. Они отвергают испытания лекарств на животных, которые не в состоянии передать свои ощущения. Кроме того, для закона подобия факты отравления служат лишь слишком обобщенным материалом. Если интересует вопрос, как известный яд отравляет, то недостаточно

знать один факт, что животное, служившее для опыта, действительно отравлено, а внутренние органы его в том или другом состоянии.

Какого же рода испытания соответствуют тем системам, которые не лечат ядами и их стараются избежать?

Понятно, что соответствуют только изложенные в 7-м основном принципе моей фармакологии.

7) Испытание различных свойств неядовитых лекарств должно производиться исключительно на больных людях.

Если мои лекарства не ядовиты, не действуют разрушительно на кровь и отдельные органы, как все те средства, которые принято называть ядами, то зачем я буду исследовать их свойства на животных, как это делает аллопатия? Раз мои лекарства не могут произвести симптомов отравления, то к чему я буду их давать здоровым людям, как это делает гомеопатия? Естественно, мне остается одно средство - испытывать их свойства на больных людях. Мы уже говорили в предыдущих беседах, что больной организм на вещества внешнего мира и особенно на лекарства реагирует часто совершенно иначе, нежели здоровый, и лекарственное вещество на здоровых людей и животных вовсе не действующее или действующее весьма ничтожно, в известных болезнях производить значительные изменения. Отношения восприимчивости к впечатлениям в болезнях нередко значительно изменяются и, таким образом, может случиться наоборот, что больной организм остается нечувствительным или в качественном отношении противодействует лекарствам совершенно иначе, нежели здоровый. Поэтому необходимо наблюдать действие лекарства на больных людях. Аллопатия считает, что открытием важнейших лекарств она обязана случаю или наблюдению над животными, которые, будучи побуждаемы инстинктом, отыскивают то, что может их исцелить, как это достаточно доказывает история лекарствоведения. Но так как случаем нельзя владеть, именно потому, что он случай, то ничего больше не остается, как делать опыты над больными.

Что же служило мне источником для познания свойств известных лекарственных растений кроме опытов над больными?

Источники: эти перечислены в последующих основных принципах моей фармакологии:

8) Источниками для познания свойства растений должны служить: а) народная медицина; б) известный закон, который гласит, что многие вещества, смотря по величине приемов или доз, имеют совершенно противоположные физиолого-терапевтические действия и в) гомеопатический закон подобия.

В объяснение этих принципов скажу следующее: преклоняясь пред правилом индусов - узнавать свойства целебных средств у людей, стоящих ближе к природе, чем жители городов, и именно у пастухов и браминов, я, как отвергающий ядовитые лекарства, нисколько не гнушаюсь заимствованием сведений у простого народа, который познает свойства растений из многолетних опытов на людях и на животных. В сущности, ни один разумный врач не откажется от эмпирических сведений простого деревенского знахаря, и ни одна система лечения ими не пренебрегает. Аллопаты даже в своих премированных лечебниках пишут, что при назначении и оценке внутренних лекарств врачи до сих пор нередко принуждены пользоваться указаниями не научного, а одного лишь практического опыта. Такие приемы в деле врачевания не могут считаться научными, ибо они свойственны всякому непросвещенному человеку, даже дикарю, но медицина иногда не может отвергать их за неимением других, научно выработанных методов лечения. Благодаря тому, что врачи не пренебрегали эмпирическим методам, они имеют в своем распоряжении много весьма действенных средств, заимствованных от простонародия, без которых лечение многих болезней оказалось бы весьма трудным. Покойный С. П. Боткин нисколько не скрывал, что ездил к известному знатоку местной природы и знахарю Кузьмичу в Самарскую губернию для расспросов, и также, что секрет лечения водянки настойкой из тараканов куплен им был у какой-то бабы. Гомеопатия много заимствовала из народных средств и до сих пор лечит такими, которые аллопатия бросала, как не выдерживающие её критики. Между тем гомеопатия точно изучила их свойства и вот уже сто лет пользует ими своих больных. Эмпирическим сведениям народа нельзя не верить, так как они испытаны и проверены в течение многих веков и передаются из поколения в поколение устным преданием. Мне ни разу не приходилось убедиться при испытаниях, что народные указания ошибочны, а потому считаю этот источник одним из драгоценнейших. Но так как фармакология должна быть основана на научном эмпиризме, то, конечно, народная рецептура теряет всякое свое значение. Способ приготовления, например, травника в духовой печке, в замазанном или залитом салом горшке есть подчас грубая оправа ценного указания о влиянии сока какого-нибудь растения на такие болезни, как водяная, ревматизм или чахотка. Так как картина болезни известна, многие симптомы её также, то не представляется трудным испытать, на основании научных определений, действие этих средств, на те же симптомы в других болезнях. Успокаивающие или, говоря проще, нервные средства могут быть испытаны при возбужденности, пугливости, при страхе, кошмарах, буйстве и т. д. В результате я, естественно, получу полную картину, перечень всех свойств этого лекарства; буду знать для какого органа, для какой области и для какой болезни это средство специфично, а также какие оно излечивает симптомы. Весьма часто наши отечественные названия растений и трав прямо указывают для какого органа они специфичны. Если рациональная медицина пренебрегает иногда простыми, народными средствами и в своих опытах не находит подтверждения указываемых свойств, то только потому, что она положительно не умеет исследовать свойства растений, увлекаясь всей своей вознею с лягушками. За последние годы, однако, нельзя не заметить, что многие врачи стали снова обращаться к целебным свойствам народных средств.

Но с помощью одного простого опыта не всегда возможно распознавать свойства лекарственных веществ. Наравне с моими опытами я ставлю также непреложный закон, гласящий, что многие вещества, смотря по величине приемов или дозе, имеют совершенно противоположные физиолого-терапевтические действия. Как я уже объяснил, этот закон, не отвергаемый ни одной системой лечения, есть ключ, ведущий к познанию закона подобия и целесообразности минимальных гомеопатических доз. Я им пользуюсь также своеобразным образом. Так как мне не приходится испытывать мои неядовитые лекарства на здоровых людях и записывать ощущения их, для определения симптомов болезни, производимых самим средством, то я все-таки могу добыть некоторые свойства лекарств при помощи этого закона. Скажу так: я не знаю специфического средства против рвоты и ни из одной фармакологии не могу его заимствовать. Все мои розыски тщетны. Тогда, чтобы не быть бессильным врачом в этого рода страданиях, мне остается попробовать получить его при помощи упомянутого закона, т.е. взять средство производящее рвоту и попытать, не будет ли оно в малых дозах противодействовать той же болезни, которую производит в больших дозах. Совершенно также поступила аллопатия с лечением ипекакуаной; в малых дозах она теперь ее прописывает против рвоты и в больших дает для производства рвоты. Следовательно, благодаря этому закону, я могу прямо испытывать средства в противоположных дозировках и определять свойства лекарств; из вяжущих средств я получу разрыхляющие, из слабительных - закрепляющие, из возбуждающих - успокоивающие и т. д. Конечно, в результате это будут иногда гомеопатические лекарства и надо иметь настолько гражданского мужества и справедливости, чтобы открыто объявить изобретение Ганемана величайшим из бывших когда-либо в медицине. Все мы лечим иногда гомеопатией, ибо под этим словом подразумевается минимальность доз, но никто из нас не гомеопат, так как ганемановская система зиждется не на одной дозировке лекарств. Поэтому и я не гомеопат; но, смотря по тому, какие свойства или силы требуются мною от этих средств, вяжущие или разрыхляющие, возбуждающие или успокаивающие, я пользую лекарствами в разных дозировках.

Признавая закон противоположности действий больших и малых доз за преддверие к закону подобия, я утверждаю также, что кроме гомеопатического закона подобия не существует другого руководящего принципа действия лекарств. При назначении в аллопатии химического деятеля в качестве лекарственного вещества, она не имеет никакого руководящего закона или принципа в химических свойствах этого вещества и в его взаимодействии с тканями органов. Изъясненный мною способ находить свойства лекарств с помощью минимальной дозировки не может быть также признан всеобщим принципом, так как не все, а только многие вещества обладают подобными противоположными физиолого-терапевтическим и действиями. Следовательно, и мне обязателен закон подобия для исследования некоторых лекарств, если я желаю действительно иметь специфические средства для всех отдельных органов, для некоторых областей для известных форм болезней и для субъективных, симптомов, зависящих от индивидуальных особенностей каждого человека.

Как невозможно точно определить болезнь человека без проверочного или контрольного диагноза с помощью физиологических свойств, лекарственных веществ, так, разумеется, немыслимо лечить человека без знания подобного же закона для выбора лекарств. В силу уже этого принципа должен исчезнуть в медицине преобладающий в нашем веке скептицизм.

Куда мы не обратим взоры, везде окружающая нас природа руководится положительными и неизменными законами. Мириады небесных светил до того подчинены закону, что, как уверяют нас астрономы, малейшее уклонение от него повлекло бы за собою неслыханные бедствия, время прохождения одной планеты через видимый диск другой может быть рассчитано до минуты, и даже такие блуждающие и мало известные тела, как кометы, проявляют свои законы движения, так что можно с величайшей точностью определить, когда они появятся вновь, по прошествии многих лет. На нашей земле мы не находим ничего, что бы не подлежали закону в своем строении и во взаимном отношении частиц. Химические соли, как натуральные, так и искусственно приготовленные постоянно кристаллизируются одинаково, каждая по-своему. Растительный мир есть чудо закона, а животное царство и в особенности наши тела представляют примеры самого совершенного закона, который будучи нарушен случайно или по неосторожности, тотчас заявляете о себе, возбуждая физиологические страдания. Подобно тому, как организм наш в здоровом состоянии повинуется законам, сохраняющим изумительно устроенный аппарат в рабочем порядке и поддерживающим взаимную гармонию частей, так, с другой стороны, мы находим массу фактов, свидетельствующих, что и болезни находятся под управлением законов. Так как широкие штрихи какой-нибудь болезни постоянно одни и те же, то по ним врач может сразу составить себе общую картину известной болезни. Поэтому то и Гиппократовская основная диагностика заключалась в том, что во всякой болезни замечается единство развития и общность явлений, зависящих от общего состояния организма.

Затем, мы имеем два фактора, с одной стороны - лекарство, с другой - человеческий организм. Прежде всего, есть ли что-либо в лекарственном веществе растения и минерала, что могло бы заставить нас предположить, что оно способно оказывать ядовитое или врачебное действие на человека? Есть ли что-либо его ботанических или физических свойствах, что навело бы на мысль, что оно имеет какое-либо отношение к физиологии человека? Положительно нет. Соотношение между растениями и минералами и человеческим организмом есть факт, доказанный опытом, и факт, который не мог бы быть доказан никаким другим путем. Почему это соотношение существует, мы не можем сказать, и было бы бесполезно пытаться это объяснить. Мы принимаем факт и он служит нам первою ступенью для дальнейших исследований. Действительно, не зная почему соотношение существует, мы, однако, в состоянии знать положительно, как действуют лекарственные вещества на человеческий организм.

Говоря о том, что мне также обязателен закон подобия, я этим только подтверждаю мое убеждение о применении этого закона на практике всеми системами лечения. Некоторые системы, как, например, аллопатия применяют его безотчетно, инстинктивно, не желая вникнуть в причину своих действий и объясняя всё лишь опытом, но, положительно, это упрямство с предвзятою целью. Я доказал моим собеседникам на примерах, что закон подобия применяется в аллопатии. Если бы оно было иначе, то это следовало бы считать неестественным. Закон, установленный Гиппократом, - закон природы не может не применяться медициною и не быть обязательным тем, кто пользуется лекарственными средствами, принадлежащими этой природе. Симптомы действия многих лекарственных веществ, испытанных гомеопатами, приняты целиком в аллопатическую фармакологию, чему служит слишком ясным доказательством фармакология проф. Лодер Брёнтона. Однако, последний отрицая эти заимствования перед Парламентом, хотя и не мог доказать своего источника. Не желая признаться в естественном праве пользоваться опытами других ученых, он только скомпрометировал себя и свое звание. Я же, признавая для себя обязательный закон подобия, как единственный и обязательный закон в медицине, хочу этим сказать, что мне во многих случаях сослужила службу гомеопатическая фармакология. Те лекарства, которые я, избирая, нашел и в гомеопатии, мне было излишне испытывать, а только оставалось проверить, так как приготовление их у меня иное. Признавая чистосердечно такое заимствование для сокращения работы, не вижу в этом ничего предосудительного и странного, так как у гомеопатов не может быть цели работать лишь для себя, а не для человечества.

Прошу еще обратить внимание на следующее обстоятельство. Перечисляя источники, служившие мне для дознания свойств разных лекарств, я первое место предоставил простому опыту на больных людях. В других системах не может быть дано предпочтение этому эмпирическому методу, но я прежде всего указываю на этот простой способ исследований только потому, что он в моих руках вовсе не так прост. Я уже много раз говорил о том, что мои лекарства действуют быстро. Поэтому, производя испытания быстро действующими или всасывающимися в кровь лекарствами, опыты не требуют много времени. Также, излагая мой контрольный способ диагноза болезней, при помощи лекарств, я упоминал о необходимости производить его в кратчайший срок, до окончательного решения чем следует лечить больного и до написания рецепта. Если же диагноз болезни может быть сделан весьма быстро лекарствами, то отсюда ясно - и опыты при исследовании свойств новых средств, не должны потребовать большого срока времени. Показания должны быть естественно проверены на массе людей, но они получаются, в виду быстро действующих лекарств, очень скоро. Мы тоже принципиально рассмотрели уже вопрос: могут ли лекарства иметь почти моментальное действие. Придя к заключению, что влияние раздражения нервов моментально, нельзя усомниться, что лекарство в состоянии влиять быстро на окончания нервов. Мы знаем, что действие лекарств зависит от быстроты его всасывания, а всасывание в зависимости от разжижения. Если одно прикосновение губки с водою, к любому месту нашего тела, влияет моментально на местное кровообращение, вследствие раздражения кожных нервов, то почему же прием глотка лекарства не произведет того же эффекта? Конечно, действие его будет еще сильнее. Наконец, для испытания свойств лекарства, как и для контрольного диагноза совершенно достаточно приметить влияние специфического лекарства на какую-либо боль в известном органе и в определенной полости тела, а быстро всасывающиеся средства не потребуют много времени, чтобы выяснить один симптом действия. Для указания свойства лекарства вовсе не нужно окончательного излечения болезни, которое может последовать лишь со временем; необходимо лишь удостовериться во влиянии лекарства, так как при несоответствии его, разумеется, оно не может иметь желаемого действия. Эти опыты еще удобнее на людях, когда их болезни безошибочно определены. Положим, я знаю наверное, что сидящий у меня больной страдает печенью. Имея на испытании не вполне определившееся еще лекарство, но, конечно, безвредное и правильно дозированное, я даю его и прошу пациента следить, умолкнут ли после приема боли или одышка, происходящая от болезни печени. Если ничего не изменится, то можно уже безошибочно сказать, что лекарство не специфично для печени. Таким образом, испытывая лекарства на людях, болеющих разными недугами, можно из собирающихся заметок вывести всё свойства. Итак, повторяю - опыт на больных в моей системе вовсе не так прост, как в остальных методах лечения. Безвредность, быстрота действия и соответственная дозировка моих лекарств дают мне важные преимущества пред другими системами.

Способы исследования лекарственных веществ и источники для познания свойств их перечислены; с помощью их я выработал мою фармакологию. Затем, так как я делю человеческие недуги на болезни крови и расстройства кровообращения, на болезни отдельных органов и областей и, наконец, на болезни выражающиеся лишь субъективными симптомами, то соответственно этой классификации я подыскивал и лекарства.

При моих способах определения болезней и при моих взглядах на причины человеческих недугов потребовались и особые специфические лекарства для кровообращения, а также для венозной и артериальной крови. Не для всех органов и областей можно с одинаковой легкостью найти специфические средства, но людей изучающих природу и уверившихся в существование многих специфичных лекарств - нельзя убедить в бессилии целебных растений и в неимении между ними таких, которые излечивали бы чахотку, дифтерит, сибирскую язву, укушения бешеных зверей и т. д. Исследователи, преклоняющиеся пред мудростью природы, доверяющие ей по опыту, скажут только, что следует людям науки приняться за это дело серьезно и разумно, а также отрешиться от намерения создать что-либо одинаково мудрое с природою, тогда будут найдены средства.

По моему мнению, только обладание всеми силами, упомянутыми в классификации лекарств, даст возможность врачу быть всегда во всеоружии и уверенным, что он поможет всем людям, не смотря на разнообразие их индивидуальных особенностей. Никакие новые болезни века и эпидемии в роде инфлюэнцы (грипп) не могут застать его врасплох или поставить в неизвестность какие предпринять меры. Так же как любой музыкальный инструменте может выразить с помощью своих струн произведения старейших и новых композиторов всех стран, так и фармакология, подобная вышеозначенной, в состоянии комбинировать лечение всевозможных болезней и индивидуальных особенностей людей всех частей света. Так как нет двух равных людей, нет двух одинаковых воспалений в легких, нет двух чахоточных в одинаковой степени истощения и поражения, то не может быть и одного лекарства для всех болеющих одною и тою же болезнью. В известных периодах болезни требуются иногда другие лекарства, чем в начале заболевания или в конце. Поэтому только обладание специфическими средствами, подразделенными по моему плану, даст возможность комбинировать лечения, согласно разновидности болезней.

Я должен еще коснуться вопроса об упомянутом мною только что комбинировании лекарственных свойств. Некоторым может показаться, что в моей системе, где почти всё специфические средства, комбинирование лекарств приводит к необходимости принимать их в большом числе. Например, если больной жалуется на неисправность желудка, болезненные ощущения в печени, боль в пояснице, на сильную слабость, на нервную раздражительность и еще на бессонницу, то при моей системе, пожалуй, придется дать столько разных лекарств, сколько соучаствует в болезни органов и сколько есть у страждущего субъективных симптомов? Или придется все эти лекарства смешать в одно?

Подобная мысль послужить мне доказательством, что люди, ее высказывающие, вовсе не понимают основания всей моей системы. Специфические средства необходимы для уничтожения корня болезни, и потому никак не может потребоваться много средств для преследования одной цели. В ответ на высказанное предположение я приведу два следующих мои принципа:

9) если каждое лекарство можно испытывать только порознь, для познания его свойств, то при лечении болезней не может быть допущено многосмешение, т.е. уничтожение определенных свойств.

10) чем сложнее болезнь, тем она требует менее лекарств, так как корень или причина её одна, недоброкачественная кровь и заниматься лечением отдельных симптомов значило бы приносить страждущему временное облегчение. Более двух лекарств, употребляемых порознь, никогда не может понадобиться.

Как известно моим собеседникам из истории гомеопатии, первый врач, выступивший против многосмешений, был Ганеман. Он писал: «наша врачебная наука еще долго останется смесью предположения, правды и правдоподобного вымысла». Простоту он называл высшим законом врача. Действительно, Гиппократ, этот великий человек, был близок к простоте, и более чем через 2000 лет после него медицина не была в состоянии хотя бы на шаг приблизиться к этой цели и даже отстояла от неё немного далее. Только при такой простоте приемов лекарств в болезнях он мог видеть всё то, что он видел и чему мы изумляемся. Если желают поднять врачебное искусство и также успешно лечить, и знать наверно в каждом случае, что произвели врачебные средства, то целесообразно ли смешивать в одном рецепте различные лекарства и одновременно прописывать промывательные, ванны, банки, компрессы и втирания? Человеческий ум никогда не обнимает более одного предмета зараз и почти никогда не в состоянии произвести распределение двух сил, одновременно действующих на один предмет, пропорционально их причинам; как же может он довести врачебную науку до большей достоверности, если он, по-видимому, как бы нарочно стремится к тому, чтобы заставить массу разнородных сил сразу действовать на болезненные состояния тела, причем он часто не знает определенно последних, равно как и первых в отдельности, не говоря уже о соединениях. Два смешанных лекарства никогда не обнаруживают действия каждого из составных средств порознь, но проявляют всегда среднее, нейтральное действие. Можно было бы еще много сказать против многосмешения, но этот принцип так понятен нынче всем, что и аллопатия, продолжая действовать рутинно и писать часто сложные рецепты, все-таки не защищает своей дурной привычки. Не следует забывать, что и аллопаты испытывают на лягушках каждое средство порознь, чтобы узнать, какое оно имеет влияние на известный орган; но затем, уже изученные по своему лекарства смешивают по два, по три и более вместе. Где тут последовательность! Не лучше ли было бы раньше их смешать и затем испытывать на лягушках? Итак, понятно, что если каждое лекарство можно испытывать только порознь, для познания его свойств, то при лечении болезней не может быть допущено многосмешение, т.е. уничтожение определенных свойств. Моя система и моя фармакология совершенно исключают многосмешение.

Фармакология, по моим принципам, должна соответствовать основным понятиям о человеческих болезнях. Если общий вид больного и его показания свидетельствуют, что он обладает настолько болезненною кровью, что в страданиях соучаствуют несколько органов, то к чему же ему давать лекарство специфичное только одному из них? Естественно, ему необходимо средство специфичное для болезни его крови, могущее действовать на общее его состояние и восстанавливать расстройство кровообращения; ежели же это средство недостаточно убавляет боли, проявляющиеся в острой форме в одном из органов, то следует лишь придать еще второе лекарство для попеременного приема на расстоянии необходимого промежутка времени. Приведем такой пример: приходит больной и жалуется на головную боль и катарральное состояние желудка. При диагнозе оказывается, что головная боль происходит от самостоятельной причины, скажем от ревматизма. Тогда придется назначить два специфичных лекарства: одно от ревматизма, другое - для желудка. Возьмем другой пример из моей практики: у г-на К., после нервного удара, осталась слабость левой половины туловища, одеревенение пальцев руки и ноги; в ногах боли до колен, стрельба в пальцах; страдание спинного мозга, слабость пузыря, запор, нервное раздражение, тоска, головокружение, шум в ушах, бессонница, безотчетный страх. Спрашивается, сколько следует прописать лекарств для лечения основных болезней и тяжких субъективных симптомов? Конечно, одно лекарство, специфичное крови и для его нарушенного кровообращения. Когда же общее состояние этого больного изменится, то придется, может быть, лечить и пораженные отдельные органы его. Таким образом, более двух лекарств, употребляемых порознь, никогда не может понадобиться. Чем сложнее болезнь, тем она менее требует лекарств.

До сих пор мы рассматривали первую половину основных требований моей системы для лечения болезней. Я выяснил, какими средствами следует лечить кровь, дабы уничтожить болезненные её свойства, а также, как воздействовать на органические повреждения. Таким образом, я познакомил моих собеседников с подразделением лекарств на действующие на кровь и кровообращение, на специфические для отдельных органов и некоторых областей тела и на лечащие определенные субъективные симптомы. Но так как для обладания специфическими средствами необходимо уметь точно определять физиологические действия лекарственных веществ, то я объяснил, какими способами исследования я приобрел лекарства, соответствующие вышеупомянутой классификации. Испытания различных свойств неядовитых лекарств я произвожу исключительно на больных людях. Источниками для познания свойств растений мне служат: народная медицина, закон, согласно которому многие вещества, смотря по величине приемов или дозе, имеют совершенно противоположные физиолого-терапевтические действия, и гомеопатический закон подобия. Производя испытания быстро действующими или всасывающимися в кровь лекарствами, мои опыты не требуют много времени. Затем я коснулся тех принципов моего лечения, которые как бы составляют логическое последствие предыдущих, а именно, что каждое лекарство можно испытывать для дознания его свойств только порознь, а потому при лечении болезней не может быть допущено многосмешение, т.е. уничтожение определенных свойств, и чем сложнее болезнь, тем она требует менее лекарств в моей системе лечения.

Вторая половина основных моих принципов составляет наиболее важную сторону моего лечения. Я говорю о требовании, чтобы лекарства восстановляли нарушенное болезнью кровообращение, Это важное, необходимое и справедливое требование является в моей системе новостью, на которую не обращалось никогда особого внимания в медицине. Вернее, никому не приходило в голову наблюсти, как влияют на кровообращение принимаемые больными лекарства, т.е. восстановляют ли они его, или еще больше нарушают. Между тем все наблюдения над течением болезней становились ошибочными и ложными, когда прописываемые лекарства еще сильнее нарушали кровообращение, а также поэтому задерживали обмен веществ. Всем известно и понятно, что без восстановления обмена веществ не может из организма удалиться болезнь.

Из теории лечения болезней по моей системе видно, какое значение я придаю вопросу о восстановлении кровообращения. Излагая мои принципы, я пояснил, что лечение всякой болезни должно начаться, так сказать, с насильственного восстановления правильности кровообращения, без которой не может удалиться из больного организма причина болезни, будь последняя общая или местная, поразившая только один орган. Лечение и восстановление правильного кровообращения должно достигаться одновременно, т. е. те же средства, которые изменяют болезненные свойства крови или действуют на отдельные органы, непременно должны восстанавливать правильность обращения крови. В виду того, что сосудистая система представляет из себя круг, не имеющий ни начала, ни конца, то каждый толчок, непосредственно данный самой крови внутренним лекарством, окажет влияние на всё кровообращение и на сердце. Весь вопрос в определении какой силы должен быть толчок, дабы не вызвать в сердце слишком ускоренной, непосильной работы, а также не нарушить уравнения еще более, так как по венам и мелким сосудам кровь не может струиться с той же быстротой, как в артериях. И, наконец, чтобы не возбудить в организме болезненной чувствительности. При индивидуальных особенностях каждого человека у врача должно быть в распоряжении много сил или различных доз того же лекарства. Что одному слабо, то другому может быть сильно. Только доза, соответствующая организму больного в данное время, будет восстанавливать кровообращение, нарушенное болезнью. Не соответственная доза, будь она сильна или слаба, может лишь еще более увеличить существующую неправильность кровообращения. Сила лекарства в прямой зависимости от дозы и есть выражение степени производимого им давления на кровь. Нет такого минерального, растительного или чисто-химического лекарственного средства, которое, будучи принято внутрь или введено в кровь иным способом, не повлияло бы на кровообращение. Если обыкновенная вода вызывает в животном организме изменения формой сцепления своих частиц и действиями, зависящими от её химического состава, то тем более эти изменения могут произойти от водного раствора любого лекарства. Лекарства, попадая на слизистую оболочку рта, горла, пищевода и желудка, производят раздражение, подобное электрическому току, которое воспринимается нервной системой. Поэтому кровь вытесняется в первый момент и ей дается толчок. Употребляя средства, сокращающие и раздражающие те или другие сосуды, действуется весьма сильно на всю вместимость сосудистой системы, на давление и распределение крови. От распределения крови, давления и напряжения в кровеносной системе зависят важнейшие органические отправления. Большое или малое давление крови имеет важное значение для процессов обмена.

Уже из этого перечня моих принципов совершенно ясно, что восстановление кровообращения прямо зависит от дозы принимаемого лекарства. Каждое лекарство действует па кровообращение, потому что оно всасываясь в слизистые оболочки, производит раздражение нервов и дает толчок крови. Сила толчка в прямом соотношении со средством и его дозировкой. Поэтому, вопрос о дозировке лекарств столь же важен, как и исследование свойств самих средств. Даже без знания закона дозировки лекарств немыслимо испытание средств на больных, а чрез это и правильное выяснение их свойств. Ни слишком сильные дозы, ни чересчур слабые не дадут верного представления о действии лекарства; первые усилят болезненность, а вторые не в состоянии будут ее облегчить. Я утверждаю, что те и другие еще больше увеличат неправильность кровообращения, а, следовательно, ухудшат состояние больного. Каждому человеку требуется соответствующая ему доза лекарства. Каким же образом может врач ее определить?

Несуществование в системах лечения точных приемов для проверки диагноза, основанного на исчислении вероятности, меня так же удивило, как и незнание закона дозировки лекарств. Неужели можно лечить, не имея понятия, какое количество лекарства нужно больному?! Знать только от какой дозы он отравится - не значит быть в состоянии угадать от какой дозы он может поправиться. Даже выяснено, что не все люди отравляются одними и теми же дозами яда; от которой один умирает, другой только тяжко болеет. Испытывая яды на лягушках или, как в гомеопатии - на людях, причем первым предлагаются большие дозы, а вторым малые, понятно, можно и не искать точной дозировки их, так как цель этих испытаний - произвести болезнь; совершенно обратно должны поступать врачи при требовании уничтожения болезни. Подобные знания существуют во всех науках, если говорить относительно среды, двигающей и управляющей, например, паровыми машинами, воздушными шарами, мельницами и разными приспособлениями в технике и промышленности. Чтобы испытать действие машины какого-нибудь броненосца, люди, заведующие этим делом, знают сколько им надо топлива на определенное расстояние, одинаково как и воздухоплаватели, желая подняться на известную высоту, наполняют свой шар определенным количеством газа, а владетель мельницы, для ускорения работы, увеличивает поток воды на известную силу. К удивлению, в медицинских системах вовсе не знают, какую дозу лекарства требует организм больного для исцеления и даже не видят, каким способом возможно это определить. Мы уже беседовали о современных фармакологических вопросах и убедились в том, что дозировка аллопатических лекарств не выдерживает критики с научной точки зрения ни в каком отношении. Напомню только вкратце главные основания. Рациональная медицина определяет, что физиологическое действие лекарственных веществ далеко не представляется абсолютно неизменным, но видоизменяется, с одной стороны, смотря по содержанию действующих веществ и величине приемов, а с другой, правда, в известных пределах, смотря по виду животных, по возрасту, полу, индивидуальности, по их здоровью и болезненности, равно и по времени применения. Она говорит также о противоположном действии больших и малых доз некоторых лекарственных веществ, и что совсем не безразлично - принимается ли дневная порция за один раз или в течение целого дня, разделенная на малые количества. В последнем случае, до того времени, пока примется последняя единичная доза, тело уже успело выделить значительную часть раньше принятого вещества. Но для иных действий необходимы известные количества и концентрация средства, как например, для подавления лихорадки, для устранения ускоренной кишечной перистальтики; в этих случаях дробные дозы не оказывают такого действия, как большие, принятая разом, и т. д. Что на стороне больших аллопатических доз остается лишь одна потребность ускоренной кишечной перистальтики, при желании механически очистить произошедшие застои в кишках, я это достаточно доказал при разборе вопроса о подавлении лихорадки. Лихорадка не подавляется, а лишь придерживается, удлиняется от больших доз хинина. Также, на основании упомянутых научных определений, не видно, почему аллопатия обыкновенно прописывает свои микстуры в пропорции столовых ложек. Если врачами руководит весовой расчет, при делении количества средства на столовые ложки, то подобный расчет слишком не точен, ибо он основана на предположении, что жидкость распределит сама заключенный в ней яд по ложкам, на подобие аптекаря. Если ими руководит опыт, то в виду различных индивидуальных особенностей в людях, нельзя давать те же дозы лекарства, по опыту, всем заболевающим одною и тою же болезнью. В дозировке аллопатических лекарств главные основания - предположение и теоретическая вероятность. О точности не может быть даже и речи.

В гомеопатии дозировка, конечно, более точна и совершенна, так как каждое лекарство имеет кроме тинктуры ещё десятичные и сотенные деления. Обладание множеством сил и испытание их, дают указания при каких болезнях и в каких случаях помогают лучше высшие, средние или низшие деления лекарств, хотя эти сведения также несовершенны, чему служат доказательством рецепты врачей гомеопатов. Одни лечат только тинктурами, другие только средними делениями, третьи только высокими. Может ли быть допущено в медицине такое пристрастие? Конечно нет, и гомеопаты сами это заявляют, не скрывая своего несовершенства. Отыскание закона о дозах их очень заботит и одни врачи думают, что главная суть заключается в индивидуализации, другие находят невозможным найти формулу, потому что выбор деления и повторение приемов есть переменная величина и т. д.

В результате нет системы лечения, которая бы могла точно определить, какая доза лекарства должна прописываться больному.

Теперь за мной ответ на этот вопрос:

11)    Закон о дозах исходит из основного взгляда на причины человеческих болезней; если болезнь есть нарушение кровообращения, то, естественно, лекарства должны так дозироваться, чтобы они восстановляли вновь необходимое равновесие в потоках венозной и артериальной крови.

Каждое лекарство при приеме производит известное давление на кровь, следовательно - влияет на кровообращение, и сила живого потока крови в прямой зависимости от дозы, количества и качества лекарства.

Так как каждый организм требует точного определения этой силы, лично для него необходимой, то болеющему должна прописываться та доза лекарства, которая соответствует состоянию его организма в данное время, т.е., которая восстановляет правильность кровообращения.

Уже не в первый раз я буду сейчас доказывать, что каждым лекарством можно и нарушать, и восстановлять кровообращение. Нарушение кровообращения не только может быть ясно видно врачу, но еще лучше чувствуется самим больным. Всякое возбуждающее средство, как, например, алкоголь, нарушает кровообращение, что заметно по приливу крови к голове, по налитию вен на висках, по цвету лица и красноте глаз, по иннервации и движениям человека. Человек, пьющий алкоголь, ощущает наполнение головы излишнею кровью, пульсацию сосудов, внутреннее волнение, возбуждение, сердцебиение, ускоренное движение крови во всём организме, а иногда кружение и боль головы. Что эти симптомы зависят от дозы алкоголя, от количества выпитых рюмок вина - это каждому известно; чем меньше доза, тем слабее симптомы нарушения кровообращения. От одной маленькой рюмки человек ощущает лишь легкое возбуждение, незначительное ускорение кровообращения и развивающуюся от того теплоту в теле. При разжижении этого же количества вина в целом стакане воды, симптомы возбуждения почти исчезнут; следовательно, давление алкоголя на кровь будет настолько слабо, что не произойдет никакого нарушения кровообращения. Однако, есть субъекты настолько слабые, а потому и чувствительные, что даже такая доза вина в воде в состоянии произвести возбуждение и симптомы нарушения кровообращения; им требуется еще большее разжижение, чтобы избавиться от вредного влияния на них алкоголя. Конечно, все встречали людей, на которых вино действует угнетающе, возбуждая вместо оживления болезненную тоскливость. Это не доказательство, что они не переносят вина, как часто выражаются эти люди; подобный факт свидетельствуете лишь, что доза алкоголя, соответствующая одним субъектам, может вовсе не соответствовать другим.

Знакомый всем хинин в большинстве случаев дается в таких дозах, что больные после второго или третьего порошка начинают ощущать шум в ушах и в голове. Но от чего происходит это явление и что оно означаете? Вси испытали шум в голове при воспалительных болезнях, происходящей от прилива крови во время жара или, вернее сказать, вследствие нарушения кровообращения воспалительным процессом. Несомненно, шум в ушах, доводящий до глухоты от приема больших доз хинина, происходит также вследствие прилива крови к голове. Прилив же есть доказательство нарушения кровообращения. Поэтому, тот больной, который ощущает шум лишь после приема хинина, может безошибочно определить, что доза прописанная ему велика, не соответствует его организму и нарушила его кровообращение больше, чем сама болезнь. Соответствие дозы должно было выразиться совершенно обратными симптомами, т.е. уменьшением или уничтожением шума, если таковой был вследствие нарушения кровообращения болезнью, освежением и облегчением головы вообще. Может быть доза, соответствующая данному больному, не 5 или 3 грана, а всего 1/2 грана, но за то этот вес, смущающий непривычный аллопатический глаз, будет соответствовать всем индивидуальным особенностям страждущего. Голова его освежится, а это докажет, что прилив исчез и кровообращение восстанавливается. Раз лихорадка, воспаление крови есть расстройство кровообращения, то, следовательно, эта болезнь может прекратиться лишь с восстановлением кровообращения, а при нарушении его в большей мере лекарством, болезнь задерживается и врач приносит больному один вред. Вот почему сами аллопаты заметили, что, при желании их подавить лихорадку большими дозами хинина, она не только никогда не проходила скорее, но лишь затягивалась на более продолжительное время. Некоторые объясняют этот факт по своему; им кажется, что жар есть сила - напряжения самой природы против болезни, а потому ослаблять эту силу - значит мешать самой природе победить недуг. Но этот вывод грешит только потому, что ученые при своих суждениях никогда не берут в расчет обращение крови. Природа всегда требует помощи при болезнях, и иначе бы существование такой науки, как медицина, было бы бессмысленно. Помощь должна заключаться в действии лекарства в одном направлении с природою, но отнюдь не в противодействии, как поступают врачи, нарушающие кровообращение больного несоответственными ему дозами лекарств. Средство, предложенное в дозе, необходимой больному есть действительная помощь, которую можно сравнить с выручкою, присланной осажденному отряду войска; доза, нарушающая кровообращение больного, есть неприятельский отряд, подошедший к осаждающему для усиления приступа на осажденного. Привычка к аллопатической дозировке мешает разумной постановке этого вопроса. Глаз не допускает меньшого приема хинина, как 3 грана для взрослого человека; ум наш не в состоянии вместить понятие о возможном действии гораздо меньшого количества. Между тем не трудно также понять, какая доза поможет больному; та, которая лично необходима ему. Если, при умении определить лично необходимую дозу данному больному, она окажется не более 1/2 грана, то какое основание будем мы иметь пожимать плечами и сомневаться в полезном действии её!? Соответствие дозы - это главное требование.

Весьма часто можно услышать от нервных больных такие слова: «мне прописали лавровишневые капли с бобровой струей и они, вместо успокоения, раздражали меня до такой степени, что я лез на стену!» Другой говорит: «я совсем не переношу ландышевых капель, у меня от них делается страшное сердцебиение». Третий просит доктора не прописывать ему валериан, потому что от него он страдает бессонницей и т. д. Спрашивается, как объяснить показания этих больных, которые противоречат основным свойствам и действиям вышеозначенных лекарств? Лавровишни и валериан с древних времен считаются наилучшими нервными средствами. Ландыш есть специфическое средство для сердца. Что сами больные не угадывают причину испытываемой ими несообразности - это неудивительно, но меня много раз поражало неумение докторов разгадать загадку. Пожавши плечами, они объявляли всегда больным, что это явление есть исключительное, которое можно объяснить лишь индивидуальною особенностью больного. Между тем, причина заключалась всегда в несоответствии дозы, которую прописывал этот же доктор, основываясь на предположены и на своем опыте. Не средство могло изменить свои свойства в организме этого больного, но большая доза могла раздражить восприимчивые нервы его. Также сердцебиение возбудилось от ландыша, успокаивающего нервы только потому, что доза, несоответствующая силам его нерв, раздражала их и ожесточила болезнь. При уменьшении доз этих лекарств получились бы результаты, которые подтвердили бы лишь естественные свойства означенных средств.

Поэтому то я утверждаю, что сила живого потока крови в прямой зависимости от дозы, количества и качества лекарства. Каждый организм требует точного определения этой силы, лично для него необходимой. Болеющему должна прописываться та доза лекарства, которая соответствует состоянию его организма в данное время, т. е. которая восстанавливает правильность кровообращения.

Как же узнать, какая доза лекарства восстанавливает кровообращение и какая нарушает?

Чрезвычайно просто. При правильном кровообращении человек не ощущает никакой болезненности, все отправления его в порядке, и органы его не дают знать о своем существовании. Между тем при болезни являются такие ощущения, которые подтверждают очень ясно, что каждая болезнь сопровождается нарушением кровообращения. Непременно один из органов чувствуется более другого, вследствие переполнения его кровью, или возбуждается сердцебиение, ускоренное и ненормальное движение крови во всём организме. Затем ощущение боли является несомненным доказательством ненормальности кровообращения в чувствуемом органе. Каждый из нас испытывал прилив крови в голове при волнении, испуге, при лихорадке и насморке. Приливом же называется излишнее переполнение органа кровью. Следовательно, прилив есть доказательство нарушения кровообращения. Естественно поэтому, что если больной не ощущал тяжести в голове, тумана в глазах или жара в голове, а также сердцебиения, удушья, волнения, и после приема лекарства явились эти ощущения, т.е. симптомы болезни, то доза не соответствовала ему, так как она еще более увеличила неправильность кровообращения. От соответствия дозы ощущаемые приливы, боли, волнения должны уменьшиться или пройти, но никак не увеличиться.

Итак, как же узнать какая доза лекарства восстанавливает кровообращение и какая нарушает?

Та доза лекарства, которая после приема освежает, облегчает голову, освобождает глаза от тумана, прекращает или уменьшает шум в ушах, успокаивает сердце, а также нервы, уничтожает  или умеряет боли, та восстанавливает правильное кровообращение.

Боли могут прекращаться наркотическими средствами, парализующими чувствительность, но я их не признаю, а потому говорю лишь об уменьшении болей при помощи восстановления кровообращения.

Перемены и ощущения, на которые указывают больные при приеме лекарства, отлично может примечать сам врач по оттенкам и окраске лица по выражению глаз, по дыханию, по иннервации и по многим другим мелочам, которые легко усваиваются на практике.

Бесспорно, физиологическое действие лекарственных веществ не представляется абсолютно неизменным и видоизменяется, с одной стороны, смотря по содержанию действующих веществ и величине приемов, а с другой, в известных пределах, смотря по виду больного, возрасту, полу, индивидуальности, здоровью и болезни, равно и по времени применения. Но опять таки нельзя забывать, что каждое лекарство при приеме производит известное давление на кровь, следовательно влияет на кровообращение и сила живого потока крови в прямой зависимости от дозы, количества и качества лекарства. Каждый организм требует точного определения этой силы, лично для него необходимой, именно, потому, что физиологическое действие лекарственных веществ видоизменяется многоразличным образом. Но, с другой стороны:

12)    Доза специфического лекарства для известной болезни,восстанавливающая правильность кровообращения, не может не соответствовать полу, возрасту, индивидуальности больного, величине приемов и т. п.

Естественно, весь вопрос сводится к уничтожению причины болезни или расстройства кровообращения. Итак, закон о дозах вовсе не замысловатая какая-нибудь формула и не требует подыскивания особых теорий для установления её основ. Истина не может быть сложна, и напрасно люди науки напрягают свои умы для отыскания истин с Диогеновским фонарем. Ларчик непременно просто открывается, если у владетеля его глаза смотрят прямо. Так как при всех болезнях неизменно существует нарушение кровообращения, то лекарство должно его восстанавливать, и доза, производящая это действие, есть законная, соответствующая всем условиям и особенностям как болезни, так и болеющего. Если же ни одна медицинская система не нашла еще закона дозировки своих лекарств, то, по моему убеждению, это есть вернейшее доказательство, что их исходная точка зрения в исследованиях не верна. Раз она не верна, немыслимо открыть ни одного закона. История медицины достаточно убеждает, что пока великий Гарвей не открыл кровообращения, изучение анатомии производилось на ложных основаниях и развитие этой науки не могло идти истинным путем.

Вопрос о дозировке лекарств имеет кроме основных положений, разобранных нами, еще следующие дополнительные условия:

13) Выбор соответствующих доз лекарств зависит от быстроты действия лекарств.

14) От дозировки лекарства зависит какое имеют действие лекарственные вещества - механическое, химическое или динамическое.

15) Каждое средство требует особой выработки наилучшей для него дозировки,на основании опыта.

16) Каждое лекарство должно быть разделено на несколько сил или номеров, при установленной для него общей дозировке.

17) Два номера лекарства не могут иметь одинаковое влияние, так как сила их давления на кровь различна, а потому, при выборе дозы лекарства по ощущениям больного, воображение пациента не имеет никакого значения, так как врач в состоянии всегда дважды и трижды проверить справедливость показаний больного, увеличивая или уменьшая силу лекарства.

Для того чтобы можно было быстро определить, какая доза известного лекарства нарушает кровообращение больного, а какая восстановляет его, для этого, естественно, само лекарство должно действовать почти моментально. Возбуждая симптомы, по которым можно судить о влиянии дозы лекарства на кровообращение, контрольный прием определит также быстро и соответствующую для больного дозировку средства.

От дозировки лекарств зависит какое имеют действие лекарственные вещества - механическое, химическое, или динамическое. Механическое действие происходит в силу их объема, тяжести, или свойства поверхности, как, например, большие приемы ртути для прочищения пути в засоренных кишках. Химическое действие состоит во влиянии кислот на щелочи и щелочей на кислоты и тому подобное, на чём основана аллопатическая терапия. Третье или динамическое действие обнимает все те действия лекарственных веществ, которые нельзя объяснить ни физическими, ни химическими законами, и которые можно произвести только в живом теле. При желании произвести механическое и химическое действие, понятно, что требуются почтительные дозы, и чем последние меньше, тем и действие их меньше. При требовании специфических средств для всех наших органов, областей, а также крови и некоторых болезней, необходимо удостовериться какие дозы наилучшие, и по опыту я могу подтвердить, что динамическое иди, что одинаково, специфическое действие зависит у большинства средств от минимальной дозировки их. Есть средства, которые требуют концентрации, но, однако, также незначительной. Поэтому большинство моих специфических средств имеют динамическое действие. Из сказанного ясно, что обладание динамическим действием лекарств есть главная задача, но затем ни одна система лечения не обходится, да и не может обойтись без лекарств, действующих механически и химически. Преимущество гомеопатии в том и заключается, что она применяется только посредством, динамического действия лекарства, но, в свою очередь, она прибегает же к помощи касторового масла. Поэтому я считаю, что те врачи, которые утверждают, что они пользуются лишь одним из упомянутых трех действий лекарств, противоречат своим действиям. Если бы можно было всегда действовать лишь одним способом, то в природе никак не существовало бы три различных рода действий лекарственных веществ. Раз они всё существуют, следовательно, они обязательны для каждой системы лечения. Без касторового масла не прожил еще ни один человек, ни гомеопат, ни аллопат, ни гидропат, и не вижу причины не признавать, например, соды для питья при излишке кислот в желудке или при изжоге. Вот почему я упомянул принципиально, что от дозировки лекарств зависит, какое действие имеют лекарственные вещества - механическое, химическое или динамическое.

Здесь я должен остановиться на другом вопросе, который и любопытен, и послужит к большему разъяснению самых важных требований моей системы лечения. Требования заключаются именно в том, что

а) лекарства должны действовать быстро,

б) дозировка лекарств должна соответствовать потребностям организма людей вообще,

в) фармакология должна состоять из специфических средств и

г) все лекарства обязаны восстанавливать кровообращение.

Казалось бы, столь разнохарактерные задачи невозможно разрешить одновременно, но в действительности все они зависят от установки одного вопроса, важность которого еще более объясняется этим обстоятельством. Вопросы эти разрешаются дозировкой лекарств. Быстрота действия зависит от быстроты всасывания лекарства, а, следовательно, от разжижения или минимальной дозировки. Нашему организму наиболее соответствуют те дозы лекарства, которые скорее действуют и помогают. Поэтому требование пользы и быстроты действия согласуются при разрешении вопроса дозировки. Специфические лекарства, как я только что говорил, действуют динамически и динамическое влияние зависит от слабой дозировки лекарств. Для восстановления кровообращения требуются во-первых, специфические средства, во-вторых, быстро действующие и в-третьих, лекарства дозированные соответственно потребностям человеческого организма. Итак, от дозировки лекарств зависят: умение влиять на кровь, на кровообращение, обладание специфическими средствами, быстрота действия или всасывание лекарства, а затем контрольный диагноз с помощью лекарств, о котором мы говорили в предыдущих беседах. Всё это в зависимости от умения дозировать лекарства. Следовательно, для каждой системы лечения вопрос о дозировке есть самый важный и трудный для разрешения. Он венчает и разрешает всё.

Можно ли все лекарства дозировать одинаково, по одному выработанному типу? Нет, каждое средство требует особой дозировки, соображенной со свойствами, видом, качествами и действиями его. Только испытывая лекарственное вещество в разных дозировках и приготовлениях можно познать из опыта, в каком виде и в каких дозах действие его быстрее, надежнее и ощутительнее. Конечно, в каждой фармакологии найдут несколько лекарств одинакового приготовления и одной дозировки, но в общем фармакология должна быть разделена на большое число отдельных форм приготовления как тинктур, так и делений лекарств на силы. Отличительная черта моих лекарств заключается именно в делении их на несколько сил или номеров, при установленной для каждого средства общей дозировке. Вырабатывая крепость тинктуры на опыте, а также форму приготовления из тинктуры основной силы лекарства, служащей как бы известной степенью дозировки этого средства, дабы оно действовало согласно моим требованиям, я подразделяю эту основную силу еще на номера или на части. Число номеров, конечно, определяет практика. Некоторые средства требуют всего две силы или два номера, причем опыт постоянно подтверждает, что если один из них не соответствует больному, то другой уже непременно будет подходящим. В противоположность этим есть средства, требующие 3-4 и 8 номеров или подразделений. Для растительных лекарств эта система дробления каждого на несколько сил имеет еще другое, весьма важное значение. Она уничтожаете все те неудобства, которые происходят от различия свойств растений, произрастающих не на одинаковой почве, при различных степенях удобрения и собираемых не всегда в одно и то же время, и в должной готовности к употреблению. Изучение времени сбора растений, дабы они обладали наилучшими качествами, способов хранения и многих других условий, составляет значительную трудность, так что многие представители медицины, плохо знакомые с действительною природою, а лишь имеющие дело с рисунками, гербариями и аптекарскими магазинами очень затрудняются в обращении с произведениями растительного царства и никак не могут сладить с многочисленною разновидностью и качественностью тех растений, которые им поставляют травяные и аптекарские лавки. Мои собеседники помнят, что профессоры Нотнагель и Россбах находят нужным даже совершенно отказаться от природы в виду того, что химические вещества, встречающиеся совместно в одном и том же растении, в одном и том же из разбираемых лекарственных средств, зачастую обладают далеко не сходными между собою физиологическими действиями. К этому же присоединяется еще та беда, что многие из содержащих в этих смесях вещества не исследованы и неизвестны хотя сколько-нибудь ни в химическом, ни в физиологическом отношениях, и что только приблизительно можно определить, к какой группе химических веществ они, принадлежат; далее, что и количественные отношения, в которых отдельные химические тела в одном и том же растении находятся между собою, неизвестны и вообще не поддаются точному определению, так как каждое отдельное растение, смотря по почве, по году, по зрелости и незрелости, в свою очередь, представляет бесконечные различия. Поэтому, говорят профессора, фармакологии предстоит решить вопрос о том, стоит ли при таких условиях вообще употреблять далее эти вещества или же, если их применение не оправдывается с научной точки зрения, то не следует ли решительно отказаться от них?... Отказаться от природы - значило бы отрешиться от возможности помогать страждущему человечеству. Между тем, разделив каждое лекарство на несколько сил, мы уничтожаем эти причины, побуждающие будто бы аллопатию распроститься навсегда с природою. Если прошлогодняя тинктура, по каким либо исключительным и неожиданным причинам, будет иной крепости, чем, скажем, нынешнего года, то влияние выразится лишь на силах №№ лекарств и все-таки каждый больной получит себе соответственную дозу, ибо 5-й превратится, может быть, по своей силе в 10-й, а 20-й в 40-й, или, наоборот, 10-й в 5-й и 5-й в 3-й и т. д. Больной, однако, всегда будет в состоянии определить, который из номеров восстановливает ему кровообращение. Кроме того, тинктуры многих лекарств, употребляемых в малых дозах, легко могут быть сразу заготовлены на несколько лет. Во всяком случае, причина, заставляющая аллопатию выбросить растительные лекарства из их фармакологии, не заслуживает даже критики. Небезызвестно, что люди должны были бы пользоваться теми средствами, которые произрастают в той местности, где они живут.

Припоминая теперь то, что мною было сказано в предыдущих беседах о проверке диагноза посредством лекарств, и сравнивая эти приемы со способами определения дозы лекарства для больного, мы видим, что обе задачи разрешаются одновременно. Я говорил, что контроль диагноза должен производиться немедленно же после допроса и осмотра больного, до окончательного назначения лекарства, и тогда только этот способ диагноза может быть признан за точный и верный прием. Следовательно, необходимо контролировать диагноз в кратчайший срок. При практическом разрешении этого вопроса дозировка лекарств играет немаловажную роль. Действительно, без точного выяснения какой № лекарства соответствует организму больного или, правильнее говоря, восстанавливает его кровообращение, нельзя проверить влияние средства, например, на исследуемый орган. Если доза не соответствует больному и лишь еще больше нарушает его кровообращение, то ощущения, по которым следует судить о влиянии специфического средства на известный орган, не могут быть правильны. Следовательно, прежде нужно определить дозу специфического средства и затем следить за действием его, т.е. контролировать диагноз этим лекарством. Разумеется, при соответствии дозы, симптомы для контрольного диагноза являются одновременно.

Так как дозировка лекарств и контрольный диагноз составляют одну из главных основ моей системы лечения, то я еще раз объясню их на примерах.

Допросив и осмотрев больного, я решаю мысленно дать ему, положим, специфическое средство от ревматизма. У этого больного есть боли в голове и в ноге. Соображаясь с общим состоянием его, я приказываю начать давать больному тот номер лекарства, который по опыту считается за средний и подходящий большинству из организмов. При этом объясняю страждущему, что он должен следить повнимательнее за ощущениями в голове и теперь же прислушаться к имеющейся боли, чтобы быть в состоянии определить не уменьшится ли она после приема лекарства, не перейдет ли на другое место, или не потяжелеет ли голова, не затуманятся ли глаза, не произведет ли лекарство внутреннее волнение, сердцебиение и т. д. При контрольных приемах лекарства я даю всегда сразу 3-4 ложечки с небольшими промежутками времени, дабы действие лекарства было яснее и сильнее. Таким образом, прежде всего я берусь за решение вопроса: какая доза противоревматического лекарства будет по организму больного и начнет восстанавливать его кровообращение. При соответствии предложенной дозы прилив крови к голове и ощущение боли должны исчезать; в обратном случае они могут увеличиться. Если от первого приема трех ложечек пациент не может определить ясно свои ощущения или заметить произошедшие перемены, то через 2-3 минуты я предлагаю повторить прием, после которого уже непременно ощущения делаются ясными. При несоответствии дозы, №№ лекарства меняются, по правилам, которые мне здесь не время излагать в подробности. Только после определения подходящей дозы и удостоверения, что кровообращение восстановляется, я перехожу в вопросу диагноза болезни и спрашиваю его о болях, ощущавшихся в ноге. Если он действительно страдает ревматизмом, то боли должны временно пройти или значительно уменьшиться; это будет симптом безошибочного диагноза. Ежели же, несмотря на соответственную дозировку лекарства и симптомы восстановления кровообращения, вследствие искусственного давления на кровь лекарством, боли остаются в той же силе или даже увеличиваются, то это несомненное доказательство, что диагноз был не верен и следует дать ему другое лекарство, могущее быть специфичным причине болезни.

В случае прихода этого пациента в те часы, когда он не ощущает боли, я даю, исходя из предположения, что он страдает ревматизмом, специфическое средство от этой болезни. Определить дозу лекарства возможно и при отсутствии болей, так как от несоответственной дозы голова его, бывшая свежей и свободной, должна сделаться туманной или тяжелой и при соответствии остаться такой же легкой и свежей, как она была при его приходе. После определения дозы лекарства приступаю к проверке диагноза. Если специфическое лекарство соответствует болезни, то от давления на кровь и ускоренного кровообращения должен возбудиться симптом страдания в местах, болеющих по обыкновению. Боль, так сказать, почувствуется от раздражения нервов на местах поражения. Если диагноз был ошибочен, то лекарство не произведет никакого влияния.

Весьма часто случается, что болезнь кроется в таком органе, который сам больной считает здоровым, потому что ничего болезненного в нём не чувствуется. Жалуясь на боли неправильно, так как они лишь отраженные, врач причисляет их к субъективным симптомам или к иным причинам болезни. Но во время пробы лекарства, вследствие искусственно ускорившегося кровообращения и возбуждения нервов несоответственным средством, пациент начинает ощущать острую боль в таком органе, на который он не жаловался. Подобное показание контрольного диагноза следует считать за чрезвычайно важное и верное и немедленно проверить, пройдут ли боли в самом органе и в прежде указанных местах от специфического средства для неожиданно заболевшего органа.

Таким образом, сама природа человека, входя в связь с природою лекарственных средств, точно определяет причины болезней и ясно объясняет врачу, какие требования предъявляет больной организм. Только в тех случаях, когда чувствительность нервной системы притуплена, как например в параличах, проверочный диагноз и определение соответственной дозы лекарства требуют более продолжительного времени. Параличный больной может лишь ощущать значительно увеличившуюся тяжесть головы и как бы вес её, но не симптомы, легко определяемые всеми другими страждущими, а поэтому если ни наружный вид, ни личные ощущения не дают никакого точного определения, то мне остается, руководствуясь опытами, назначить ему лекарство и объяснить, за чем он должен следить, принимая его. Несоответствие во всяком случае выяснится к следующему дню. Вообще же эти случаи редки даже и у параличных, разве бывшее кровоизлияние в вещество мозга уничтожило уже совсем способность самочувствия. При этом диагнозе воображение пациента не может иметь никакого влияния, ибо я в состоянии всегда дважды и трижды проверить справедливость его показаний, увеличивая или уменьшая силу лекарства. Два номера лекарства не могут иметь одинаковое влияние, так как сила их давления на кровь различна. Поэтому каждый раз, когда больной говорит, что предложенное ему лекарство соответствует, я меняю его, чтобы, во-первых, определить не будет ли более сильная доза еще благоприятнее действовать, и, во-вторых, не докажет ли она мне соответствие предыдущего номера. Только что сказанное мною о способе проверки показаний больного вовсе не доказывает, что каждого страждущего надо провести, так сказать, чрез все номера лекарства, дабы правильно и точно определить дозировку средства специфичного его болезни. Опыт есть немаловажный руководитель во всём, а тем более в данном вопросе. Он дает свои собственный определения, руководствуясь которыми, я начинаю проверять диагноз и дозировку лишь с известных номеров лекарств, более подходящих ко всем особенностям больного. Так опыт определил, что:

18.    Все нервные болезни и нервные субъекты требуют более слабых доз, чем остальные. Детям и старикам также соответствуют меньшие дозы лекарств, сравнительно с взрослыми.

19.    Опыт указывает, какой №, из имеющихся в данном лекарстве, следует считать за средний, чаще соответствующий наибольшему числу больных. Начиная с него, можно уже легче переходить безошибочно к слабейшему или сильнейшему.

Надеюсь, после всего высказанного, мои собеседники убедились, что изобретенный мною контрольный диагноз болезней при помощи лекарств поставил меня в такое условие, что мне почти невозможно ошибаться в определении болезней. Это мое преимущество пред другими системами лечений.

Читайте также: "Медицинская беседа I"
                          "Медицинская беседа XXI"
                          "Медицинская беседа XXIII"
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /