Мы наносили противнику существенные потери, но от этого нам не было легче, наступательный потенциал снижался, к четвертым суткам операции "Цитадель", не было уже и половины той ударной мощи, с которой мы начинали наступление.



Враг подтягивал свежие резервы и казалось, что мы воюем с драконом, у которого отрастают всё новые и новые головы и быстрее сломается наш меч, чем у дракона иссякнут силы.

Особенно, мне запомнился один бой, который мы вели силами 3-го танкового батальона, против наступающих на "Озерский" танков русских.

Мы пытались расширить плацдарм возле хутора и вырваться из этого "Бермудского треугольника", в котором "Иваны" нас заперли, на простор, чтобы попытаться сделать ещё один отчаянный бросок на пути к Курску.



Русские танки до последнего не открывали огонь, стараясь сблизиться наверняка. Они уже успели оценить качество брони наших новых машин и дальнобойность орудий, поэтому активно маневрировали и мчались нам навстречу без остановок, зная, что только сократив дистанцию, имеют какие то шансы.

Мы очень нервничали, операция вошла в ту фазу, когда потеря каждой машины и экипажа была на вес золота, но, как раз в том сражении состоялась одна из самых глупых и обидных потерь. Люди погибли по беспечной халатности.



В целом сражение прошло успешно, нам удалось отбить контратакующие русские танки и отбросить их на исходные позиции, потеряв безвозвратно при этом всего две машины.

Едва сражение стихло, я случайно увидел, русский Т-34, который стоял среди горящих и подбитых танков и всё ещё "подавал признаки жизни", крутя башней и наводя орудие.

Я истошно завопил наводчику, чтобы он шевелился и сжег этот танк, но русский нас опередил и выстрелил первым. Нам повезло, болванка снаряда срикошетила по броне, наш же выстрел был более удачным и зажег "тридцатьчетверку".




Из горящей машины смог выбраться только один "Иван", как оказалось командир танковой роты, лейтенант.

В спешке было решено взять его с собой и допросить прямо в танке, на предмет того какие силы противостоят нам в этом районе, чего можно ожидать и есть ли у "Иванов" ещё резервы.

Экипаж Карстена Ваге, взял русского танкиста к себе "на борт" и наши танки продолжили движение.



Танк, Ваге, шёл прямо перед нами и вдруг резко дернулся, остановился, его потряс взрыв, изнутри танка повалил дым.

Произошло страшное, когда мы сорвали люк танка, там было уже некого спасать. Русский взорвал противопехотную гранату внутри танка, наверняка он пронес её с собой.



Внутри машины не произошло возгорания и она была пригодна для дальнейшего использования, после небольшого ремонта, в полевых условиях, но экипаж мы потеряли. Русского не обыскали, в итоге нам пришлось отмывать танк от останков нашего экипажа. Погибли наши друзья.

Из за спешки и беспечности мы потеряли целый экипаж. Танк был цел, а вот людей, которых можно за него посадить, больше не было. На других машинах и так был недокомплект людей, убывающих каждый день безвозвратно или по ранению.



Мы провозились весь вечер с танком, сначала хоронили то, что осталось от наших погибших, потом отмывали и проветривали машину и буксировали её в тыл. Были потеряны люди, было потеряно время.



Многие получили ещё один стресс и погрузились в апатию, видя всю безысходность этого сражения и войны в целом".
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /