Перед грядущими испытаниями люди в России должны забыть об индивидуализме и начать объединяться, заявлял ранее Игорь Стрелков. «Беда в том, что настоящее патриотическое движение было долгое время загнано. Но сейчас мирное время закончилось. Эта война, которая началась, многое изменит в стране».
— Игорь Иванович, скажите, пожалуйста, Ваши поездки, Ваша публичная активность, Ваша публичность вообще сейчас, с чем они связаны? Связано ли это с тем, что Вы планируете или как-то для себя конструируете политический какой-то статус, видите для себя политическую роль, намереваетесь войти в политику активно или нет?
— На данный момент таких планов по вхождению в политику я не вижу и для себя и не планирую. Данная публичность необходима для того, чтобы освещать в медийном поле деятельность нашего движения — общественного движения Новороссии, которое преследует исключительно задачи гуманитарные и, опять же, медийной помощи Донецкой и Луганской Народным республикам, Новороссии в целом, защиты русского населения, которое там находится; пропаганда того, что это население нуждается в помощи и защите.
— Давайте, вот, о русском населении поговорим и о Вашей деятельности. Я все-таки буду говорить «на Украине». Скажите, Вы совсем недавно в одном интервью сказали, что, Вы как и про Крым, говорили, что депутатов Крыма приходилось чуть ли не силком собирать на ту памятную сессию, где они приняли историческое решение. Было так, или это была неточность?
— Нет, это не было неточностью. Возможно, неправильно как-то были расставлены акценты. Хотя меня, в целом, удивила нервная реакция на данное мое заявление, поскольку это никогда никем не скрывалось. Эта информация еще во время крымских событий была широко известна и озвучивалась. Дело в том, что для проведения голосования был необходим кворум. Часть депутатов, естественно добровольно, и даже с воодушевлением пришла на данное заседание, но многие колебались, откровенно боялись, и их несложно понять. Действительно сотрудникам ополчения приходилось объезжать их, собирать и доставлять…
— Доставлять насильно?
— Ну, мы никого же не тащили на веревке. Никого за руки за ноги выносить не приходилось, но люди, что поделать, люди слабы, люди нерешительны, и крымские депутаты в этом отношении не исключительны.
— Тогда возникает другой вопрос, который, опять же, задают Вам и в сетях, и в тех дискуссиях, которые происходят, этот вопрос всплывает. А почему, какое дело было России до того, что происходит на Украине. И вообще, как Стрелков там оказался, в каком статусе? Его ФСБ послало? Его Путин послал? Или он сам туда поехал?
— Никто меня туда естественно не посылал. Я поехал туда сам к Сергею Валерьевичу Аксенову, с которым познакомился во время мероприятия по принесению на Украину даров волхвов. Я знал, что ему необходима моя помощь. И, более того, мы обговаривали, что в случае возникновения кризисной ситуации, я эту помощь ему окажу. Помощь, в первую очередь, своим опытом, своими знаниями. К тому времени я более года, около года, находился уже в запасе, будучи отчислен из органов безопасности.
— Вот, технически как? Аксенов Вам позвонил и сказал: «Игорь, приезжайте, помогать нам надо». Или как?
— С момента возникновения кризиса в Киеве мы постоянно держали с ним телефонную связь.
— Очень часто задают этот вопрос, очень часто, поверьте. Когда, например, упрекаешь людей: «Ну, ребят, ну неужели вы не видите, что в Донбассе? Неужели вы не видите, что происходит в Киеве и т.д.?». Следует ответ: «Слушайте, а вам какое дело? Украина суверенное государство, чего там России было вмешиваться то?». Вот, чего вообще там было вмешиваться России?
— Понимаете, если исходить из того, что народ для государства, то есть русский народ для государства Российской Федерации, то тогда, конечно, вмешиваться ни в коем случае было нельзя. Я все-таки исхожу из того, что государство устроено для народа, и Российская Федерация — это государство, которое, в первую очередь, должно работать в интересах русского народа, так же как и всех народов, населяющих его, коренных народов. Но в первую очередь — русского. Русский народ, он намного шире, чем Российская Федерация. Значительная часть русского народа оказалась за пределами в результате предательства 1991 года.
— И раньше, но тогда это в любом случае будет нарушение суверенных прав соседних государств, на территории которых проживает значительное количество русского населения. Согласитесь, что и в рядах украинских вооруженных сил, и в рядах тех, кто не признает Донбасс, Новороссию очень много русских людей.
— Я полагаю, что, во-первых, как историк я могу сказать, каждые 30-40 лет карта мира полностью переформатируется. Не существует в истории развития человечества никаких схем, которые остаются неизменными с незапамятных времен. Посмотрите на карту мира столетней давности образца 1914-1915 года и на современную карту. В то время тоже существовали международно признанные договора, незыблемые границы, законы.
— Но мы сегодня подавляющее большинство случаев нарушения незыблемых границ и суверенитетов государств осуждаем.
— Простите, я все-таки говорю ни от имени министерства иностранных дел России, ни от имени правительства. Я выражаю свою гражданскую позицию, которая у меня есть. А гражданская позиция моя как человека и патриота заключается в том, что русский народ, насильственно изменнически разделенный в 1991, имеет право на воссоединение. И русские люди, оказавшиеся на территории Украины после того, как к власти пришли откровенно антирусские нацистские элементы, они могли попросить помощи у России.
— Они попросили?
— Они естественно просили. Более того, я полагаю, что эта помощь в каком-то виде была оказана и оказывается по мере сил, иначе бы эти республики не смогли существовать. Иначе бы нацисты их уничтожили.
— А по мере силы помощь какая? Вот, говорят, что Россия поставляет военную технику…
— Я не буду комментировать…
— …говорят, что, Порошенко говорит, что девять тысяч солдат российской армии. Потом начальник генштаба говорит, что их нет девяти тысяч…
— Я не буду комментировать все бредни, которые изрекает Киев. Поскольку, даже если среди всего это вранья есть доля правды, то вычленить ее достаточно сложно среди того потока лжи, который изливают эти люди, которые, по-моему, вообще никогда не умели правду говорить. Разыскивать правду, по-моему, бессмысленно.
— Давайте сравним, это тоже обсуждается и в сетях, и вот так. Знаете, у нас в сентябре, по-моему, все наши одиннадцать оппозиционеров-сепаратистов новосибирских решили провести марш за федерализацию Сибири. Этот марш был запрещен, осужден. И они говорят: а почему вы нам запрещаете проводить марш за федерализацию Сибири, а сами аннексировали Крым и вмешиваетесь в то, что происходит на Донбассе.
— Ну, Вы обращаетесь ко мне с данным вопросом.
— Да, ведь логика то она…
— Ну, я же не представляю из себя ни губернатора, ни мэра даже города Новосибирска.
— Мы говорим, они, во всяком случае, говорят, что эти события одинаковые, но отношения к этим события разное. То есть, «Мы хотим федерализации Сибири, мы живем здесь, нас называют сепаратистами, мы не хотим отделения Сибири — мы федерализацию хотим, мы сепаратисты, да? А почему тогда Донбасс, там ополченцы, это они сепаратисты. Их Киев может считать сепаратистами?»
— Я, знаете, предложил бы, наверное, сравнить эти одиннадцать человек, как Вы правильно отметили, и восемьдесят процентов населения Донецкой и Луганской республик, уже дважды проголосовавших как минимум за независимость от Украины. Не говоря уже о том, что на самом деле эти восемьдесят процентов пламенно желают воссоединения с Россией. Поэтому, я считаю, что здесь сравнение, во-первых, некорректно, во-вторых, одиннадцать политических клоунов не вполне психически здоровых людей вообще, по-моему, не стоит рассматривать и даже обсуждать.
— Недавно Государственная Дума обсуждала вопрос о признании незаконным, я утрирую, признании незаконной аннексию ГДР со стороны ФРГ. Ну, правда, не было же ни референдума, ничего. А Вы как относитесь? Насколько это корректно сравнивать то, что произошло у нас в прошлом году с Крымом и, вот, воссоединение Германии?
— Я считаю, что единственное, что стоит обсуждать, то это систему двойных стандартов, которую страны так называемого цивилизованного мира предлагают нам и те, которые они избирают для себя. Собственно ничего не изменилось со времен Макиавелли — цель оправдывает средства. То, что выгодно им, немедленно объявляется легитимным, даже если это легитимным не может являться в принципе. Например, независимость Косово и Митохии. То, что им невыгодно, даже если это имеет все моральные и даже законные основания, будет естественно объявлено преступлением перед человечеством.
— Игорь Иванович, вот, население России разделилось по отношению к событиям, происходящим на Украине…
— Я этого не заметил, честно…
— …нет, оно разделилось. Пропорции разные, можно говорить как угодно, но оно разделилось. Да, есть и другой процесс. Я Вам скажу откровенно как социолог, что в той группе людей, которая состояла в оппозиции Путину, например, «Единой России», огромное количество людей поддержало как раз политику Российского государства в отношении Украины. Этот тоже процесс есть, и игнорировать его нельзя. Но тем ни менее население России разделилось. По-вашему, например, пусть это будет небольшое количество людей. Оно, правда, небольшая группа людей, которые считают, например Вас, зачинщиком вот этих вот всех беспорядков, виновником того, что происходит там, в Новороссии, В Донецке и Луганске, что Вы вмешались туда, что Вы спровоцировали и прочее, прочее, прочее. То есть это есть на самом деле. И эти люди по-другому думать не станут. Не боитесь ли Вы того, если по мере углубления кризиса сегодня, по мере потери людьми потери своих материальных благ, это количество людей возрастет.
— В данном случае я не совсем понимаю, чего мне бояться?
— Как политику…
— Я не политик.
— Как человеку-патриоту, как Вы сказали.
— Как патриот я глубоко был, есть и останусь. Я убежден в том, что я сделал все правильно. Я сделал, выполнил свой долг, как я его воспринимал: именно как долг патриота. Поэтому, чтобы ни случилось, даже если через какое-то время все население России будет «против», я все равно буду считать, что я поступал так, как велела моя совесть.
— То есть вы готовы «донкихотствовать»?
— Я не собираюсь «донкихотствовать» по одной простой причине: всеми моими действиями кроме идеологии руководил, в том числе, и точный расчет. Тогда, когда производилась данная операция, задуманная и осуществленная именно мной, эта операция имела очень большие шансы на намного больший успех, чем в результате получилось. Я говорю о поддержке восставшего Донецка и Луганска путем захода с Славянска.
— А можно было каким-то образом по-другому решить проблему в Донецке и Луганске и дождаться, например, выборов.
— В Харькове, как Вам известно, и в Одессе решили по-другому проблему. Это Вам наглядный пример. И кто решил, Вы тоже можете видеть наглядно.
— Вы сказали о прагматичном Вашем отношении, и Вы обмолвились об идеологическом. Вот, интересно Ваше мировоззрение, кроме того, что Вы за «русский мир», кроме того, что Ваш патриотизм, он такой не этнический, а скорее…
— Имперский.
— …имперский. Еще на чем базируется и строится Ваше мировоззрение? Вы — марксист-ленинист, Вы — либерал, Вы — консерватор? Кто Вы?
— Я неоднократно заявлял, что был, есть и остаюсь по своим взглядам сторонником восстановления монархии в России, причем монархии самодержавной. Однако, при всем при этом я готов служить любой власти, которая будет отвечать интересам России, отвечать интересам ее народа, народа, отвечать защите независимости и суверенитета.
— А нынешняя власть Вас призывает на службу или нет?
— В данный момент я выполняю те функции, которые сам на себя возложил — общественного деятеля, подчеркиваю, общественного, а не политического. В данный момент государственная власть в моих услугах как военнослужащего не нуждается.
— Вы сказали имперский, имперец. Ну, подавляющее число империй строилось вокруг доминирующего этноса и за счет, ну скажем так, за счет угнетения других этносов.
— Нет, ни в коем случае.
— Ну, в любом случае, даже Российская Империя опиралась, прежде всего, на элиты этнические, прежде всего.
— На какие этнические элиты?
— Я имею ввиду, если мы говорим, там, по отношению к тем же самым узбекам, к тем же самым кавказцам…
— Позвольте. Узбеки находились на тот момент в феодальной зависимости от Российской империи, причем территория нынешнего Узбекистана вошла формально в состав империи очень поздно. И вхождение в этот состав империи, он не поменял той власти, которая у них была на тот момент.
— Об этом я и говорю, что центральное правительство, царское правительство, не вмешивалось в повседневные отношения, которые были вот у этих народов. Они работали с элитами: главное — договориться с местной элитой.
— Ну, в целом да. Хотя, я считаю, что империи бывают разные. Вот, допустим, если Британская империя рассматривала свои колонии, подчеркиваю, в качестве…
— Ну там понятно, там индусов и к пушкам привязывали.
— Ну, привязывали, не привязывали…Там восстания всегда подавляются достаточно жестоко. Я думаю, и у нас они тоже особо не церемонились. Даже не думаю, а знаю. Вопрос заключается в том, по отношению к тем территориям, которые были заняты Британской империей и Российской империи. Российская империя не строила колонии. Российская империя включала всех, все население рассматривала в качестве равноправных, за исключением самых дальних окраин, и то постепенно.
— Да, у нас совершенно была другая специфика российского фронтира, чем…
— Более того, были льготы, значительные льготы.
— Наша империя российская была несколько на иных принципах…
— У нас сейчас Россия осталась империей. Хотя бы по одной простой причине, что государство по-прежнему объединяет в числе своих граждан очень значительное число людей и иных национальностей, причем многих, многих вероисповеданий…
— Но Соединенные штаты тоже объединяют…Тем более в этом году, Вы знаете, наверное, что в этом году количество первоклассников не американцев, не коренного населения, не белых превысило.
— В данном случае, Вы мне открыли, как говорится, момент, который я не знал, но меня это не удивляет, поскольку по прогнозам это и должно было происходить в середине десятых годов. А что касается соединенных штатов, конечно же это империя, но это империя нового типа. Это — империя «плавильный котел», которая не предусматривает сохранения индивидуальной, ну, не индивидуальной, а, скажем так, сохранения национальной культурной идентичности народам, которые туда входят.
— Вы знаете, события в Фергюсоне показали, что это не такой уж эффективный «плавильный котел», что там бывают…там не такие уж однозначные процессы проходят, но Бог с ними. Империя. Если бы Лукашенко Вас услышал, да, сейчас, он бы обязательно сказал, а он это сказал, не слыша Вас, что забудьте про русский мир, Белоруссий ни к какому русскому миру отношения не имеет и иметь не будет. Правда, он сказал еще другую вещь, что да, узы русского, белорусского и украинского народа разорвать невозможно. Это был его ответ на примерно подобные же высказывания.
— Ну, я не думаю, что Лукашенко собирался бы полемизировать со мной, потому что все-таки статус Лукашенко и мой, он принципиально разный. Я всего лишь общественный деятель, офицер запаса. А Лукашенко — президент, причем давний президент достаточно большой европейской страны, причем страны, перед которой он имеет, на мой взгляд, несомненные заслуги, которую он, в силу своей определенной…
— Ну, не будем, Бог с ним Лукашенко…пусть, пусть это белорусы решают.
— Как Вам сказать, вообще-то я по отцу в общем-то белорус. У меня очень много родственников в Белоруссии, Восточной Белоруссии. Я с ними поддерживаю контакты. Это люди, которые, в общем-то, являясь белорусами, в основном говорят по-русски, хотя многие из них знают белорусский язык, родной. И я как-то не чувствую, что эти люди чем-то отличаются от меня, чем-то особенным. На самом деле ничем. Хочет этого Лукашенко или нет, хочет он там создавать, вернее его окружение создает новую литвинскую так называемую идентичность, на мой взгляд, не менее бредовую, чем вот это украинство. Но Белоруссия была, есть и в обозримом будущем останется частью русского мира.
— Тем не менее, Вы говорили о том, что долг Вас послал на эту службу защищать русских людей на Украине. Два вопроса. Скажите, насколько эти самые русские люди нуждались в этой самой защите, насколько они хотели, чтобы эта защита пришла со стороны России? Насколько они вообще сейчас хотят с Россией или в пределах нашей, как Вы говорите, империи проживать? Поскольку то, что я наблюдаю, опять же, я ошибаюсь, может быть, поскольку я не занимаюсь этим специально, что они в принципе хотели жить в составе той же самой Украины, в Донецке сейчас другая ситуация, но на других несколько условиях, с одной стороны. Второй вопрос. Ведь за двадцать три года на той же самой Украине и в Белоруссии выросло уже поколение новое, поколение людей, для которых Россия уже не «Матушка».
— Я и в Крыму, и в Донецке наблюдал огромное желание людей быть в составе России. Не в качестве этих, ну, скажем так прямо, этих банановых республик, самообразование которых типа в независимом статусе — это вынужденный шаг. Люди хотели быть с Россией и именно в России. Референдумы это прекрасно показали. И поверьте, ополчение поднимали российские флаги не потому, что приехал Стрелков - гражданин России и заставил их это сделать. Наоборот, было практически невозможно заставить их поднять какие-нибудь донецкие флаги и прочее. Они говорили: «Зачем? Мы сражаемся за Россию, за то, чтоб быть вместе с Россией и внутри ее. Зачем же мы будем снимать российские флаги?». Это было настолько наглядно, что все сомнения на тот момент отпадали.
Кроме того, я контактировал с очень большим количеством людей и в остальной части Новороссии, Новороссии в данном случае как географического понятия, то есть от Харькова до Одессы, которые разделяли точно такие же взгляды и готовы были за них сражаться, и многие сотни людей приехали в Донецкую и Луганскую республику сражаться за это. Поэтому говорить о том, что целое поколение выросло и ситуация принципиально изменилась после 1991 года, тогда как тысячи людей рискуют как минимум жизнью и здоровьем, а еще и семьями и много чем, на самом деле, ради того, чтобы сражаться за Россию, то этот вопрос просто не актуален.
Что касается того, что за эти двадцать с лишним лет, за эти четверть почти века, родилось поколение людей, которые смотрят по-другому, во-первых, не все из них смотрят по-другому, во-вторых, не все из них готовы, скажем так, категорически сражаться против воссоединения с Россией. Процессов очень много, они все неоднозначны. По крайней мере Новороссия в прошлом году и в значительной степени и в текущем, она, в целом, за присоединение к России. Единственный момент, который сейчас людей беспокоит это то, почему не происходит новых восстаний, новых массовых народных движений. Потому что люди задаются этим вопросом: «А нужны ли мы России?». Россия нужна им, очень нужна и как защитник, и как мать.
— То есть это означает, что, если бы Россия дала бы им сигнал, что «Ребята, беритесь за вилы, мы вас поддержим»…
— В свое время, весной прошлого года, этот сигнал бы привел к расколу Украины, реальный открытый сигнал, твердо заявленный и поддержанный, привел бы к тому, что сейчас бы, как минимум, если бы и был бы фронт, то он проходил бы под Днепром.
— А сейчас к чему все это приведет? Запад не уступит, Порошенко с Яценюком никуда не денутся. Сейчас…
— Почему никуда не денутся?
— Ну, сами по себе они же в отставку не подадут.
— Естественно не пойдут, но вопрос заключается в том, что сейчас Запад сделал ставку на полный разгром и капитуляцию России. То есть России предлагается безальтернативная без каких-либо уступок со стороны Запада сдать и Новороссию и Крым. Ну, собственно говоря, после этого, Вы и сами понимаете, политическая карьера нашего президента, она закончится практически сразу. Владимир Владимирович очень умный человек, у него нет иллюзий по этому поводу. Кроме того, головы расчета, я так полагаю, имею основания к этому, что он идейно отнюдь не готов сдать Новороссию и русский народ. Вопрос в том, что все, что я видел за предыдущие полгода, это попытки России избежать реальной тяжелой войны с Украиной, избежать борьбы с этой киевской хунтой, этих абсолютной продажных мерзавцев, которые лгут чаще, чем говорят правду во много раз, путем даже очень серьезных уступок, путем даже согласия через головы ополчения, через головы населения на возвращение Донецкой и Луганской республик в состав Украины при каком-то хотя бы минимальном автономном статусе. Но Украина же совершенно не идет на это. Киев постоянно демонстрирует нацистскую непримиримую позицию: все или ничего. То есть, если бы они хотели хоть какого-то перемирия, то первый шаг, который они должны были бы сделать, это наконец признать, что русские люди Востока Украины или Юго-Запада России достойны говорить на своем русском языке в качестве второго государственного. Одно это решение могло сразу изменить весь политический баланс на территории Украины. Нет, категорически заявляют — «Нет, только украинский язык». При том, что 70% населения Украины постоянно повседневно говорят на русском.
— И при том, что сами члены правительства сейчас говорят на русском.
— Все говорят на русском, вся армия говорит на русском. Все, кто воюют против нас, все равно говорят на русском. И, на самом деле, я полагаю, что в данной ситуации, которая сложилась на данный момент, единственным выходом для России, если исключать капитуляцию, а капитуляцию я исключаю, является любым путем- военным, дипломатическим, специальным, каким угодно установить в Киеве дружественное для России правительство. И если будет установлено дружественное правительство на Украине, то исчезнет сама необходимость того же Донецка и Луганска от нее отделяться.
***
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /