Александр Задорожный: «Приватизацию поддерживаете? Получите и распишитесь!» (Россия: приватизация) (03.07.2019)
1 июля 1994 года в России закончилась знаменитая ваучерная приватизация. Народ-балагур талантливо окрестил ее «прихватизацией». Приватизация задумывалась как способ быстро и надежно создать слой ответственных собственников, активных предпринимателей. Вместо этого мы получили полную противоположность — монструозное государство Левиафана.
До основанья, а затемНачиная рассказ о приватизации начала 1990-х, нам придется отойти на пару десятилетий назад. После удушения намечавшихся реформ советского премьера Алексея Косыгина, предполагавших дебюрократизацию производства, расширение хозяйственных прав предприятий, введение хозрасчета, постановку во главу угла таких параметров, как себестоимость, рентабельность, прибыль, к середине 1970-х годов советская экономика пришла в застойное состояние. Растущие цены на экспортируемую нефть и другое сырье убаюкивали дряхлеющих партийных вождей. В то же время, поскольку экономика была построена на командно-административном подходе и «уравниловке», не предусматривавших серьезные стимулы для работников, производительность труда была низкой. Фонды устаревали, качество продукции падало (так, к перестройке в области электроники Советский Союз отставал от Запада на 10-15 лет), рост в нересурсных отраслях сильно замедлился, нарастал товарный дефицит.
Во второй половине 1980-х и в начале 1990-х в рамках отдаленно рыночных реформ были приняты неслыханные для прежних социалистических порядков законы об индивидуальной трудовой деятельности, государственных предприятиях, о кооперации, о собственности. Но преобразования во многом свелись к тому, что директорский корпус освободился не только от диктата министерств, но и от ответственности за положение возглавляемых предприятий. «Рядом» с предприятием учреждался кооператив, который фактически принадлежал директорату. В кооператив переводилось наиболее рентабельное производство, прибыль от реализации продукции часто уходила в карман директора и его ближайшего окружения, а убытки списывались на предприятие, то есть фактически — на государство, ведь предприятие формально принадлежало ему. (Позже это назвали «спонтанной приватизацией»).
Полумеры, отказ Михаила Горбачева от введения частной собственности и полноценного рынка, шараханья генсека между программами рыночников Святослава Шаталина и Григория Явлинского и «государственниками» из команды премьера Николая Рыжкова, нелепые попытки объединить их закончились тем, что Советский Союз попросту обанкротился и его не стало. Тотальный дефицит продовольствия и промтоваров, резкий рост цен, талонная система, чудовищные очереди — вот горестная обыденность начала 1990-х.
Поэтому тем, кто помнит умирание и смерть СССР, не надо объяснять, почему российская власть провозгласила курс на приватизацию, исторически беспрецедентную по своим масштабам. Так называемая «малая приватизация» началась в Российской Федерации еще в 1990-91-м, с продажи на аукционах в частную собственность таких объектов, как ателье, столовые, кафе, рестораны, магазины. Но решить задачи коренного разгосударствления экономики, ее демонополизации путем распространения частной собственности и рыночной конкуренции и, на этой основе, привлечь отечественные и иностранные инвестиции, насытить бюджет этот шаг, конечно, не мог.
Чеки вместо счетов
Российская власть объявила о подготовке и проведении широкой «народной» приватизации. Еще в июле 1991 года, то есть до попытки путча ГКЧП и распада Советского Союза, были приняты законы РСФСР о приватизации государственных и муниципальных предприятий и об именных приватизационных счетах и вкладах. Планировалось, что, помимо сбережений населения, средств юридических лиц и заемных ресурсов, в процессе приватизации будут использованы специальные счета в Сбербанке, которые государство откроет на 150 млн граждан — безвозмездные, целевые, именные. Это означало, что условные деньги со счета в сумме 14 тыс. рублей человек мог потратить исключительно на приобретение акций. Принципиально, что покупательная способность счета не размывалась инфляцией, но в зависимости от нее должна была регулярно корректироваться стоимость акционируемых предприятий. Трудовые коллективы наделялись приоритетным правом приобретения акций своих предприятий (приватизация-то «народная»). Таким образом виделось разгосударствление и передача в частные руки госсобственности более чем на 2 триллиона рублей, 70% промышленных и аграрных фондов.
Тем не менее приватизация не началась ни в 1991-м, ни в первом полугодии 1992-го: законодательная власть воевала с исполнительной в лице правительства Бориса Ельцина и Егора Гайдара (сначала кабинет возглавил лично президент — чтобы защитить реформы своим еще не растраченным авторитетом, затем Гайдар стал и. о. председателя).
Столкнувшись с активным противодействием Верховного Совета, тогдашнего российского парламента, член правительства, председатель комитета по управлению государственным имуществом Анатолий Чубайс убедил Бориса Ельцина выпустить указ о проведении приватизации с использованием приватизационных чеков, ваучеров. Фундаментальная разница в том, что по указу, вышедшему 14 августа 1991 года, приватизационные чеки являлись «документом на предъявителя» и могли покупаться и продаваться без ограничений. Другими словами, по сравнению с приватизационным счетом ваучер перестал быть именным и целевым. Довод Чубайса: став собственниками, трудовые коллективы направят прибыль не на развитие производства, а на потребление — не был голословным, он подтверждался практикой квазисоциалистической Югославии Иосипа Броза Тито и советским опытом конца 1980-х.
Номинальная стоимость чека снижалась до 10 тыс. рублей, так как приватизировавшееся госимущество было оценено в 1,5 трлн рублей. Вводился сбор за получение чека в размере 25 рублей. Впрочем, его номинальная стоимость не имела никакого значения, кроме символического, реальная стоимость определялась конкретными условиями акционирования.
Указ, капитально менявший «стилистику» приватизации, не афишировался, в момент его выхода депутаты находились на каникулах, и, в соответствии с действовавшими тогда правилами, спустя две недели документ автоматически приобрел законную силу (впрочем, некоторые до сих убеждены что с формально-юридической точки зрения этот указ вообще ничтожен).
Вернувшись из отпусков, парламентарии выразили возмущение вероломством Ельцина и Чубайса, но отменять действие указа не стали. Из воспоминанийдепутата того Верховного Совета Сергея Полозкова: «Кто то несколько раз звонил мне по телефону и просил зайти в комнату, где располагался представитель Госкомимущества в парламенте. Я несколько раз игнорировал эту просьбу, но потом послал своего помощника, хорошего молодого мальчишку, студента юриста из МГУ. Что же он выяснил? Оказывается, в этой комнате сидел представитель фонда по поддержке приватизации. Между ним и депутатом происходил следующий незамысловатый диалог:
— Вы приватизацию поддерживаете?
— Ну, в целом да!
— Тогда получите и распишитесь.
И депутат получал премию в размере собственного оклада».
Возможно, этим и объясняется то, что с 1 октября 1992 года выдача населению приватизационных чеков, ваучеров, все-таки началась. По словам Сергея Полозкова, к осени 1993 года Верховный Совет подготовил поправки к закону и программе приватизации. Но в начале октября того же года Верховный Совет расстреляли из танков. По мнению, председателя Госдумы в 1996–2003 годах Геннадия Селезнева, ликвидация первого российского парламента была вызвана задачей осуществления именно ваучерной приватизации и предотвращения возврата к приватизационным счетам.
Приватизация в пользу «красных директоров»
Все шло к тому, что из «народной» чубайсовская приватизация превратилась в «элитную». Прежде всего стоит подчеркнуть, что вчерашние советские люди были почти поголовно экономически непросвещенными, а разъяснительная кампания от ошибок не спасала.
Сведения о предстоящих аукционах часто публиковалась «для проформы», а фактически утаивались. Зато газеты пестрели рекламой чековых инвестиционных фондов (ЧИФов), которые обещали немедленную и огромную прибыль. Население, привычно полагавшее, что «в газетах врать не будут», охотно несло свои ваучеры в ЧИФы. В действительности лишь около 140 из них старались выполнить обязательства, данные пайщикам, и начисляли дивиденды, остальные сотни фондов оказались «пылесосами», которые затем растворились вместе с десятками миллионов чеков. Эти ваучеры достались стоявшим за ширмами ЧИФов «красным директорам», чиновникам, которые по должности организовывали и контролировали процесс приватизации (у нас ведь, по Жванецкому, что «охраняешь, то и имеешь») и криминалитету, Одновременно средства населения полноводной рекой текли в финансовые «пирамиды» — МММ, «Хопер-Инвест», «Русский дом Селенга», «Тибет» и другие подобные. Потери населения исчислялись миллиардами долларов (у идеологов и организаторов приватизации иное мнение: поскольку ваучеры достались гражданам фактически бесплатно, они в худшем для себя случае не потеряли ничего).
К этому нужно добавить, что население позднего СССР накопило огромные суммы — в совокупности 10 триллионов советских рублей. Григорий Явлинский убежден: «Если бы была реализована предложенная нами программа приватизации, тогда к традиционным товарам — костюмам, колбасе — добавились бы другие товары — магазины, парикмахерские, земля, грузовики, все, что является малой и средней приватизацией. Появился бы средний класс, и никто бы не считал себя обманутым». Но в январе 1991 года еще советское правительство Валентина Павлова при одобрении Горбачева провело конфискационную денежную реформу, в результате внезапной и моментальной замены купюр при одновременной заморозке банковских вкладов и троекратном увеличении цен население потеряло 14 млрд рублей. Масштабное изъятие средств продолжилось в 1992-93 годах, в связи с отпуском цен и последовавшей гиперинфляцией, доходившей до 2500%, а затем, летом 1993-го, в ходе обмена советских денежных знаков на российские.
Таким образом, огромное число обездоленных граждан было вынуждено банально продать свои ваучеры скупщикам, которые стояли тогда на каждом углу. При этом чеки стремительно дешевели, к концу 1993 года, то есть через год после начала приватизации, за ваучер давали всего несколько пачек стирального порошка, упаковок гречки или пару-тройку бутылок водки.
Бедственным положением людей пользовались «красные директора» (собственно, команда Чубайса и не скрывала, что проводила приватизацию в первую очередь в их интересах — будущих «ответственных собственников»). Намеренно задерживая зарплаты, привлекая криминалитет и угрожая «разборками», подтасовывая результаты голосований, они принуждали свои трудовые коллективы расставаться с ваучерами и акциями со значительным «дисконтом». Массированной скупке способствовала обширная рублевая эмиссия: в 1992-93 годах Центробанк, возглавляемый Виктором Геращенко, увеличил денежную массу на порядки. При этом предприятия, в том числе нефтедобывающие, металлургические, трубопроводные, шахты, морские пароходства, «уходили с молотка» без учета бушевавшей тогда инфляции, то есть недооцененными как минимум в десятки раз. Соответственно, недополучал и бюджет.
Из интервью Владимира Полеванова, сменившего Анатолия Чубайса на посту председателя Госкомимущества: «Пятьсот крупнейших предприятий России с реальной стоимостью не менее 200 млрд долларов к концу 1994-го ушли в частные руки всего за 7,2 млрд. Лихорадочная приватизация била и по национальной безопасности России. Запад прибирал к рукам оборонные предприятия. Это подтвердили материалы силовых ведомств, которые я запросил через две недели после назначения. Например, подставная российская фирма на средства гражданина США Джонатана Хэя, связанного с ЦРУ, приобрела около 30% акций Московского электродного завода НИИ „Графит“, производящего стратегический графит для военного ракетостроения. И научно-исследовательский институт под давлением американцев отказался принять заказ Военно-космических сил России. Один секретный институт создал уникальную, стопроцентно эффективную технологию противоракетной обороны на основе плазменных зарядов. Но какая-то „светлая“ голова решила приватизировать его помещения и отдать под склады для импортных напитков и сигарет. Подобная участь постигла и ряд других оборонных институтов, предприятий». Через два с половиной месяца после назначения Полеванов был отправлен в отставку.
За что боролись
Какими оказались итоги ваучерной приватизации? К 1 июля 1994 года было разгосударствлено две трети предприятий, создано свыше 20 тыс. акционерных обществ. В 1995 году они произвели 70% ВВП.
Однако плодами приватизации воспользовались в основном «красные директора», чиновники (так, Виктор Черномырдин, сменивший Егора Гайдара на посту премьера, пролоббировал акционирование Газпрома, а бывший первый замминистра нефтяной и газовой промышленности СССР Вагит Алекперов основал и возглавил компанию «ЛУКойл») и криминалитет. При этом приватизированные предприятия зачастую уничтожались: оборудование продавалось как лом, заводы превращались в склады, работников сокращали, налаженные в советское время хозяйственные связи разрушались.
Что касается «простых граждан», то подавляющее большинство не получило от приватизации практически ничего. Кто-то продал свой ваучер перекупщикам, кто-то стал жертвой ЧИФов и финансовых «пирамид», кто-то оставил ваучер на память или подарил, некоторые вообще не помнят, как поступили. И лишь порядка 15% населения стали акционерами, но и это не гарантировало получения дивидендов: мелких собственников «кидали», проводя реорганизацию юридических лиц и размывая их доли собственности.
Со временем выжившие предприятия нашли настоящих хозяев, влились в крупные холдинги, стали успешными. Но «осадок остался». «Изнасилованный» реформами российский народ разуверился в либерализме и либералах и в конце концов выбрал «сильную руку» президента-чекиста. Ваучерная приватизация не привела к образованию массового российского среднего класса, скорее наоборот — загубила его зачатки. Как и зародыш сильного парламентаризма. Произошла значительная деиндустриализация страны. Падение объема национального производства, продолжавшееся до 1996 года включительно, составило до 14,5%. Власть и бизнес пристрастились к криминальному стилю мышления и поведения. Расцвела и стала нормой коррупция. Борьба за собственность приводила не только к мошенничеству и рейдерским захватам, но и к повсеместным убийствам. Сложилась немногочисленная, но влиятельнейшая группа олигархов, слившихся с властью и осуществлявших ее. В народном сознании закрепился отрицательный образ предпринимателя — циника, обманщика, преступника. Иностранные инвестиции так и не пришли: зарубежные бизнесмены опасались российского «дикого капитализма». Более того, под предлогом приватизации ликвидировались производства, составлявшие конкуренцию иностранным производителям, процветал технологический шпионаж.
Спустя время приватизация получила осуждение Государственной думы и Счетной палаты. Академик РАН Олег Богомолов рассказывал: «В ту пору, когда все начиналось, члены нашей академии, экономисты, совместно с американскими коллегами подписывали на имя президентов (сначала Ельцина, потом Путина) обращения с предложением коренной коррекции всех этих реформ, чтобы спасти экономику. Но на это все наплевали. Никто на наши предложения не обратил внимания. Даже ответов не было, хотя стояли подписи крупнейших мировых экономистов».
Рискну предположить почему. Безнравственные, по сути, процедуры и результаты ваучерной приватизации выгодны текущей власти, оформившейся на волне ельцинско-гайдаровско-чубайсовского «либерализма». Прежде всесильные «олигархи» превратились в испуганных и покорных угодников Кремля. Страна — в услужении «вертикали» нового поколения обнаглевшей бюрократии и «правоохранителей». Экономические и политические порядки носят феодально-мафиозный характер: многоликая, но монолитная в главном, объединяющем интересе власть, присвоив ренту от эксплуатации «национальных богатств», обезопасила себя от беднеющего народа заслоном прикормленных силовиков и пропагандистов, ее могущество непоколебимо. Предприниматели — в страхе: за кем придут в следующий раз? Гражданские свободы систематически подавляются. Экономика снова огосударствлена, монополизирована и хиреет. А население, исковерканное госпатернализмом и ответным иждивенчеством, мечтает о воскрешении Советского Союза и Сталина — что и требуется для пролонгации режима, в крайнем для него сценарии.
Известны слова Бориса Ельцина: «Сделать реформу необратимой — такую цель я ставил перед собой». «Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом», — признался как-то Анатолий Чубайс. Бумеранг истории эти оправдания сносит под корень.
Источник
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /
Александр Задорожный