Это объясняется тем, что общественной нормой является терпимость к окружающему миру: «Весёлые должны приспосабливаться к усталым, здоровые – к больным, сильные – к слабым, а человек должен приспосабливаться к миру, не потому, что он чувствует себя бессильным перед ним или боится его, но потому, что он его уважает» (Ксения Касьянова).

Терпение – это глобальное качество русского характера: «Терпение для нас – не способ достигнуть “лучшего удела”, ибо в нашей культуре терпение, последовательное воздержание, самоограничение, постоянное жертвование собой в пользу другого, других, мира вообще – это принципиальная ценность, без этого нет личности, нет статуса у человека, нет уважения к нему со стороны окружающих и самоуважения… Это наш способ делать дело, наш способ ответа на внешние обстоятельства, наш способ существования в мире – и основа всей нашей жизни» (Ксения Касьянова).

«Терпение и страдание – способ формирования личности, выработки сильного духом “не падающего” деятеля… Терпение и самоограничение являются не только способом завоевания свободы духа, но имеют и более глобальное значение – принципа существования, поддержания гармонии и равновесия в мире… Это, должно быть, один из самых древних способов существования… Это – способ существования суровый, но рассчитанный на вечность: при такой системе окружающей среды, природной и социальной, хватит на всех и очень надолго, практически навсегда» (Ксения Касьянова).

Читая и осмысливая приведенные выше выдержки из фундаментального труда талантливого ученого-социолога и историка Валентины Федоровны Чесноковой (псевдоним Ксения Касьянова), автора фундаментального труда «О русском национальном характере», на память приходят не столь уж продолжительный ряд замечательных людей, с которыми свела судьба. Все они, в большей или меньшей степени, соответствовали основным характерным особенностям русского национального характера, упоминаемым ученым в своем труде. Но наиболее яркий образ, всплывающий перед моими глазами в связи с этим, - это образ Александра Степановича Бабкина, ветерана славного треста «Гидромонтаж», продолжающего также славно, как и прежде, трудиться в рядах ОАО «Трест Гидромонтаж».

Знакомы мы с Александром Степановичем не так уж долго – всего-то года три. По старой флотской традиции, неформальным вторым лицом на судне и главным советником капитана всегда являлся «стармех» или «дед». Умный капитан ставил, подчас, мнение «деда» выше мнения официальных старшего и первого помощников, да и своего собственного. Ибо от опыта и мастерства «деда» часто зависела судьба, а, порой, и жизнь корабля и экипажа. Поэтому получить такого на судно было и есть большой удачей для капитана и команды в целом. Таким «дедом» для треста, по единодушному признанию руководства, ветеранов и нынешних служащих и рабочих предприятия, несомненно является Александр Степанович Бабкин или просто «Степаныч». Имя, ставшее нарицательным при жизни его обладателя, и которое еще заслужить надо.

Беседуем как-то недавно на природе в минуту нечастого отдыха «Степаныча» о делах житейских, о болячках, в том числе, будь они неладны. Собеседник потирает колени, болезненно морщась: «Достает иногда боль, спасу нет! Чего только не перепробовал – и французский дорогущий «структум», и отечественный «артро-4», и физиотерапию… Помогает, конечно, но не кардинально. Это как в любой машине, механизме: нет смазки - не поедет. Так и со мной - выработан ресурс межпозвоночного хряща во всех суставах. Отсюда и «скрип», и боль. Вот один мой приятель (память ему вечная) давал мне настой окопника, «живокоста», по-простому. Это народное средство помогало безотказно всегда, боли проходили и надолго… Хочу найти его в природе, накопать и самому сделать это спасительное снадобье.»

«Конечно, - говорю, - дело стоящее. Похоже, болезни ты заработал не вчера, да и не в кабинетах?», - спрашиваю я. «Само собой, - отвечает «Степаныч», - все наши болячки «родом из детства». Посуди сам: родился я 5 февраля 1950 года в деревне Зимницы Калужской области в крестьянской семье. Мать - доярка, отец и лес валил, и землю пахал; погиб по неосторожности под падавшим деревом, когда мне было 11 лет. На руках мамы осталось шестеро детей, в колхозе платили копейки, так что пришлось и мне, еще совсем пацану, впрягаться в работу. Школа наша была с сельскохозяйственным уклоном, и мальчиков готовили по специальности «механизатор широкого профиля». Прикипел я ко всяческим механизмам, освоил все стоявшие на колхозном стане машины. Председатель колхоза, убедившись в моей любви к технике и мастерстве, доверил и трактор: я пахал, сеял, картошку окучивал, лен от сорняков опылял с утра до вечера. Вот в те-то времена часто простужался: работаю на картошке - простудился - ангина - больница. Раза три, помню, увозили меня на скорой в больницу без памяти – «душила ангина». В результате приговор: осложнение на сердце, что не позволило поступить в дальнейшем в Тамбовское летное училище. А была мечта!».

При всей занятости по работе, Саша никогда не забывал о получении знаний, учебе, без которых, он понимал, - никуда. По его воспоминаниям, « учился я до 9-го класса отлично, на «красной доске» всегда был с первого класса. Но с 9-го класса «загулял»: красный мотоцикл, «девки», в общем, - «первый парень на деревне» - вспоминает с легкой грустинкой и самоиронией к себе, молодому, «Степаныч». Надо полагать, «девки» любили Сашу не только за красный мотоцикл: копна пшеничной шевелюры, широкий разворот плеч, васильковые, как тот лён на его родине, глаза… Многих «уколол» в самое сердце Саша.

Отметим, что мотоцикл он купил себе на заработанные после 8-го класса неустанным трудом в колхозе деньги, и школу закончил тоже не из последних, хоть и без «красного» аттестата. И дальше пошел учиться, утоляя жажду к знаниям, в Малоярославское техническое училище при Московском «Гидропроекте» (была такая могучая организация). Учился на бурового мастера, и в пяти минутах от диплома, будучи уже на преддипломной практике, в 1968-м году попал в группу, набиравшуюся трестом «Гидромонтаж» ( отметим себе эту веху на Сашином пути) для начала работ на знаменитом впоследствии Семипалатинском полигоне. Конечно, тогда ни Саша, ни его друзья и не представляли себе, в каких судьбоносных для всей страны событиях им предстоит участвовать, создавая своими руками ее оборонный щит.

В связи с набором в группу треста «Гидромонтаж» диплом получить не удалось. Зато сразу началась трудовая эпопея «Степаныча» в коллективе ставшего на всю жизнь родным треста: послали его на бурение первой в жизни скважины в «хитром Сельмашевском городке» возле города Дубна. Вспоминает «Степаныч»: «Я приехал на практике делать откачку воды, заполнять опытную документацию, а просидел там, короче, всю зиму, практически один в вагончике…, но скважину сдал. Нужно было, - и сдал, несмотря на всякие там трудности и осложнения».

Это была, напомним, зима 1968-69 годов. А в марте 1969 года прилетел Саша в Семипалатинск оформляться на работу на полигоне: допуски, пропуски и т.п. – ведь объект-то совершенно секретный! Ладно, оформился и поехал к месту назначения на полигон. Слово «Степанычу»: « Поехали на ЗИЛе с крытым тентом, мороз – под 50 С. Я в первый раз в степь попал, свет фар далеко светит, ехать километров 120. Едем час, два..., часов пять ехали… Приехали: 4 сборных казармы колючкой обнесены, сторожевая вышка, а более – ничего! В казарме-бараке этом по коридору – смерзшийся уголь для обогрева. Таскали этот уголь, таскали, все таскали, черные, страшные… - Думаю, - Господи, куда же я попал! А утром-то на работу надо. Обули меня, одели - и на буровую. Приезжаю: вариант нефтяной буровой- 85 стоит, смотришь вверх – шапка с головы валится; учился на долотах обычного диаметра, а тут – ствол 1220 мм, в скважину глянешь – жуть берет, страшно подходить, улетишь – не зацепишься ни за что! Но ничего, освоился, да и учителя были, что надо. Был у нас один старшим смены Середовский, опытный мужик, было чему поучиться.»

А учился Александр жадно и неуемно, невзирая на холод, опасности и примитивный быт; как будто кто-то подсказывал ему, что все в жизни пригодится: « Начал я работу верховым, свежего воздуха захотел: казалось, интересно работать на 36-метровой верхотуре. У нас подобралась хорошая компания, все молодые, здоровые, работали как звери, работа тяжелая: 12 часов – день, 12 часов – ночь. Полезно только с одной точки зрения : буровую изучил, как свои пять пальцев. В последующем мне это очень пригодилось, поскольку все делали сами: в поле, ничего нет… дизеля меняли, насосы, все – за одну смену, «в рукопашную», как говорится. Это была первая скважина для подземных ядерных испытаний».

Вот они, ключевые слова: работали, как звери; «в рукопашную»; первая скважина; работа тяжелая… Действительно, как строки из фронтовых сводок. Но ведь это и был их фронт, но только не для всех окружающих, а только для посвященных. «Степаныч» и сегодня сомневается, имеет ли право приподнимать завесу тайны, за что конкретно он получал свои боевые награды, завуалированные в наградных листах под гражданские медали и ордена. В 1972 году он получил медаль «За трудовое отличие». На самом же деле молодой Бабкин представлялся военными к медали «За отвагу». Да и не отвага ли это – в двадцать пять лет сесть за рычаги управления новейшим к тому времени ленинградским подъемником А-50, предназначенным для опускания «изделия» (читай, - ядерного заряда. ред.) в шахту 500-метровой глубины. Многоопытные «деды» стояли рядом, и никто не решился сесть за штурвал подъемника. С тех пор и закрепилось за молодым Александром уважительное «Степаныч». Под ним, по признанию его самого, он был известен всем: «Ну да, поскольку я знал всех от генеральных конструкторов до монтажников, можно сказать, сжился с ними. Да и меня все знали, человек я по натуре общительный».

Скромничает в этом месте своих воспоминаний «Степаныч». Знали его все «от генеральных конструкторов до монтажников» не только потому, что он общителен. В этом ему действительно не отказать. Но, главное, - потому, что он был технически грамотен, знал технику «как свои пять пальцев», прокалибровывал скважины неоднократно и до миллиметра перед «боевым» опусканием «изделия»… Другими словами, он был надежен, как скала, и не боялся ответственности за свое дело, то есть - отважен.

Вспоминает А.С. Бабкин: «А следующая награда - орден - за что у меня? Я наградной лист читал… Поскольку «вояки» представляли, звучит там так:

«За усердие и разумную инициативу, проявленные при выполнении специального правительственного задания, наградить орденом «Славы III степени» А.С. Бабкина».

А представляли «вояки» «Степаныча» к ордену Боевого Красного Знамени, но вмешались «высшие соображения» о секретности, о «гражданском лице», которому не положен боевой орден в мирное время. А ситуация была похлеще иной боевой, и если бы не профессионализм и мужество «Степаныча», то, по его же собственному признанию, «в данном случае уже… испарились бы все вместе с полигоном». Но не «испарились» благодаря всем тем же качествам «Степаныча» – высочайшему профессионализму, ответственности и надежности. А еще, добавим, он буквально спас от неминуемого жесткого наказания тех лиц, по чьему прямому приказу сложилась нештатная ситуация, чреватая гибелью всего живого в радиусе многих сотен километров.

Вспоминает А.С. Бабкин: «Ну, и что делать? Я сутки сидел в КГБ и писал объяснительные, написал и о тех, кто мне отдали команду. Пишу, а мне полковник Коля Щ. говорит: «Саш, ну это же… расстрелять сейчас не расстреляют, но ты же тюрьму людям подписываешь…».

Не «подписал» людям тюрьму «Степаныч», взяв всю тяжесть ответственности на себя, заявив о себе как и о милосердном человеке. Вряд ли «Степаныч» во время принятия им того благородного решения высокопарно рассуждал о том, что милосердие – наивысшая форма любви к ближнему. Или, тем более, что милосердие – это лишь неустойчивое мысленное представление, до тех пор, пока оно не реализовано в делах. Скорее всего, «Степаныч» действовал в той непростой ситуации по складу своего характера, русского характера, унаследованного им генетически от своих замечательных предков. Как говорил Конфуций: « Кто полон милосердия, непременно обладает мужеством». Согласитесь, это – о «Степаныче».

Вот в таком экстремальном режиме и работал «Степаныч» на Семипалатинском ядерном полигоне долгие 18 лет. Подобная работа с высочайшей степенью ответственности требовала и нервов, и здоровья… Выручали только молодость, врожденное и воспитанное собственным опытом моральное обязательство перед собой и людьми делать свое дело только на «хорошо» и «отлично»: « Я за все эти 11 лет (непосредственно на ядерных испытаниях, ред.) ни разу даже на «удовлетворительно» не сдавал объекты Госкомиссии, у меня все время оценки были или «хорошо», или «отлично» (А.С. Бабкин). Не зря же по прошествии всего одного года после возвращения А.С. Бабкина в Селятино руководители ядерных проектов и Семипалатинского полигона просили руководство страны вернуть им «Степаныча»: «Так что меня хотели уже через год, уж очень генерал просил, и все просили: верните Бабкина» (А.С. Бабкин).

Однако, нужно было подумать и о собственной семье, да и о здоровье. 18 лет непрерывного труда в бешеном режиме давали о себе знать: давление у «Степаныча» под Семипалатинском «зашкаливало» временами за 180. И это у молодого мужика в расцвете сил! Причиной тому- не просто тяжкий труд, но тяжкий труд в непосредственном контакте с РВ (радиоактивными веществами), «боевыми изделиями». И хотя, по словам «Степаныча», дозиметрический контроль на полигоне осуществлялся постоянно, но он был организован, прежде всего, за «своими» по ведомственной принадлежности. «А за нами же никакого контроля, мы же от треста (командированные трестом «Гидромонтаж»), вроде ни с чем не связаны… И так все годы подряд. Вот это мне обидно, откровенно говоря, что якобы мы были не связаны с РВ» (А.С. Бабкин). Обида пришла потом, когда стали сказываться последствия тяжкого труда в экстремальных условиях, и сколько доз радиоактивного облучения «схватил» за те годы «Степаныч» - никто не считал. А они сказались жестоко: и сердце на постоянном лекарственном «подсосе», и давление скачет, и боль во всех суставах не дают спать по ночам.

«Открестился» «Степаныч» всеми правдами и неправдами от возвращения на полигон и пришел в транспортный отдел треста «Гидромонтаж» на должность инженера: «Транспорта у нас много было – 3000 машин. А у меня к тому времени диплома нет, а людьми командую… Попросил у М.Д. Леонова (в то время - начальника МСУ-24) по-человечески, дайте мне поучиться! … И я поступил в Московский строительный техникум на Шаболовке…, закончил с отличием, получил диплом техника-механика строительного машинного оборудования… Держу я «красный» диплом в руках, а М.Д. Леонов и говорит: «Вот, закончил учебу, и я хочу видеть тебя инженером-механиком по транспорту». Ну, и пришел я работать в отдел к главному механику МСУ-24 В.С. Соколову инженером по транспорту. Там мужики сидели грамотные, хорошие, но не производственники, как я: «железок» не крутили руками, а это мне очень помогло потом… Номенклатурные документы готовить быстро научишься, если башка есть, справочниками пользоваться тоже…, но когда знаешь, о чем написано в этих бумажках, все становится очень просто. Все у меня через год «поехало», а на второй год В.С. Соколов сделал меня своим замом» (А.С. Бабкин).

Всё успешно «поехало» у «Степаныча» и дальше в тресте «Гидромонтаж», в котором он прошел большой и славный путь от инженера до главного механика МСУ-24 треста «Гидромонтаж». Путь его продолжается и сегодня в рядах ОАО «Трест Гидромонтаж». На посту главного механика треста он делает все возможное и невозможное для того, чтобы «дело ехало». А еще он мечтает вырастить достойную себе смену, «чтоб не прервалась серебряная нить жизни». И на всем этом большом пути его отличали и отличают терпение, трудолюбие, любовь к делу, преданность профессии, бескорыстие, «золотые руки», уважение к людям и к себе. Душевное «Степаныч» в устах сверстников, старых и молодых, руководителей и подчиненных никогда не звучало ни для самого Александра Степановича, ни для окружающих его людей панибратским или уничижительным. Потому что оно означает только одно: искреннее желание при каждой встрече с этим замечательным человеком поклониться ему и сказать: «СПАСИБО!»